Кронштадтский детектив

Прослышав о русалках-вымогателях, Семенов быстро сложил одно с другим и пожаловал для серьезного разговора. Точнее говоря, для предъявления ультиматума: либо вымогательство незамедлительно прекращается, либо он идет в полицию. Лешего не устроили оба варианта. Соответственно, они не договорились. Семенов собрал свои инструменты в корзину и ушел, на прощание пообещав вывести русалок на чистую воду. Леший поспешил за ним, чтобы остановить механика-правдолюба, но якобы не догнал. По темноте да на нервах того занесло на болото неподалеку, где бедняга почти сразу оступился. Леший ничем не успел ему помочь.

— Не успел? — хмуро бросил от печи Зайцев. — Или не захотел?

Леший принялся божиться, что очень хотел, но чуть-чуть не успел.

— А корзину-то пустую нашли, — припомнил я.

— Так ему-то инструмент уже не нужен, — плавно перешел с причитаний на разъяснения леший. — А нам, глядишь, еще бы и пригодилось.

Я покачал головой. Зайцев что-то проворчал себе под нос, а потом громче добавил:

— Так, а это еще что тут у нас?

За печной трубой он нашарил небольшую коробку.

— Это наше! — вскинулась блондинка.

— Хорошо, что не отрицаете, — заметил я. — Чистосердечное признание вам непременно зачтется в суде.

При упоминании суда красавицы поникли. Зайцев заглянул в коробку и передал ее мне. Коробка была жестяная, со стершимся узором. Внутри лежали деньги: два червонца и рубля на три мелочи. Чернильных пометок на купюрах не было.

— М-да, не ценят у нас простых исполнителей, — проворчал я, пересчитывая деньги. — Это у вас на всех, или только ваше, красавицы?

Русалки переглянулись, и старшая сказала:

— Наши деньги. Нас троих. У господина директора свой кошелек.

Взгляд лешего стал подобен взгляду рассерженного тигра, но в образе сказочного персонажа он мне нравился больше, и побыть диким зверем я ему не дал.

— Директор, говорите? Ну что ж, господин директор, а чем вы похвастаетесь?

Леший дернулся одновременно с агентами. Он — к окну, те — наперехват. Ловко скрутив беглеца, они уткнули его носом в подоконник и обшарили карманы. Добычей стали старые часы с оторванной цепочкой — осталось лишь несколько звеньев — и кошелек. Внутри лежали две банкноты: червонец и двадцать пять рублей.

— Не густо для директора-то, — заметил я. — А где же драгоценности графа?

Русалки метнули три осторожных взгляда на лешего. Тот гордо молчал.

— Хорошо, сами найдем, — сказал я, разглядывая деньги.

На червонце над словом «десять» темнела маленькая чернильная точка.

— Меченый? — со знание дела спросил Зайцев.

— Да, — кивнул я. — Тот самый, что братья Морошкины передали ювелиру. Ну, что вы на это скажете, господин директор? Как банкнота от ювелира Симоно попала к вам?

— Сам разбирайся, раз такой умный, — буркнул «леший».

— Врезать? — предложил агент с револьвером.

— Не положено, — сразу отказал Зайцев. — Хотя я бы врезал. Для воспитания. По делу и так всё ясно. Деньги от ювелира, значит, он ими и расплатился. За что — ясно. Сейчас драгоценности найду, и дело в шляпе.

Леший изобразил на лице надменную ухмылку. Красавицы продолжали жаться под покрывалом. За окном послышались голоса. Выглянув, я обнаружил отряд солдат, присланных, как сказал их командир, нам в подкрепление. Подкрепление с любопытством заглядывало в окна.

— Вот что, молодцы, — сказал я. — Нечего на девушек пялиться, лучше пошарьте вокруг дома и в камышах. Если что найдете, ничего не трогайте и немедленно докладывайте.

— Слушаюсь, ваш бродь, — ответили все разом.

— Спасибо, — едва слышно прошептала брюнетка. — Если нам еще и одеться позволят…

— Вы и так неотразимы, — хмыкнул Зайцев. — Сейчас, только найдем драгоценности, и наряжайтесь. Вы не против, Ефим Родионович?

— Ничуть, — кивнул я и добавил, обращаясь к девушкам: — Так вам даже спокойнее будет. Не потребуется вас обыскивать. Мы, простите великодушно, прохлопали ушами и не пригласили женщину-полицейского.

— Ох, какая галантность, — фыркнула блондинка.

Старшая русалка посмотрела на своих подружек, на лешего — тот ответил самым суровым взглядом, какой только смог изобразить, — на Зайцева, методично обшаривавшего все углы, и вытащила из-под себя тоненькую подушку.

— Здесь всё, — сказала она, бросив подушку на стол.

Леший так рванулся к столу, что агенты вдвоем его еле удержали.

— Ишь ты, разволновался, — хмыкнул Зайцев.

Точнее было бы сказать — разбушевался. Красавицы называли лешего директором, но его лексикон больше подошел бы пьяному матросу. Зайцев спокойно взял подушку в руки. По одной стороне вилась тоненькая тесемочка. Зайцев потянул за нее, и подушка открылась. На стол вместе с пухом вывалились драгоценности.

— Нам это зачтется? — спросила старшая.

Мы одновременно с «лешим» ответили, что да, хотя наши обещания были выдержаны в разном ключе.

— Тогда выметайтесь, пожалуйста, — сказала она.

— Так не пойдет, — сразу отказал Зайцев. — Мы отвернемся. И этого крикуна заткните уже.