Кронштадтский детектив

— В общем, всё как обычно, — закончил эту историю Матвеев.

— Стало быть, не в первый раз? — поинтересовался Вениамин Степанович.

Инспектор, тоже как водится, восседал за своим столом и пил ароматный чай из большой фарфоровой кружки с императорским вензелем.

— Даже не в десятый, Вениамин Степанович, — заверил я инспекторя. — Так-то он смирный, только с гонором, но как напьется, идет чертей гонять.

С чертями ему, правда, пока не везло. Прошлый раз Мишка на них по осени ополчился. Где он их нашел, так и осталось тайной. Известно лишь, что черти попались боевые и дали сдачи. Мишка убежал от них с разбитым носом и с фингалом под каждым глазом. Орал как оглашенный, звал на помощь, но в руки не давался. Городовые его по всему Гостиному двору ловили, и мы с Матвеевым в этом участвовали.

Всё-таки Мишка нам не совсем чужой человек. Выросли в одном дворе, даже дружили какое-то время. Собственно, мы и теперь приятельствовали, хотя виделись довольно редко. У него теперь была своя компания, которую мы регулярно задерживали за разные мелкие правонарушения.

— В этот раз, Ефим, были оборотни, — уточнил Матвеев и с усмешкой добавил: — Люди-собаки. Мишка мне всю дорогу про них втирал.

Я хмыкнул и сказал:

— Надо его, как проспится, нашему доктору показать. Клаус Францевич любит такие истории. Заодно и Мишку осмотрит.

— Ага, — Матвеев согласно кивнул. — Только вряд ли ему что-то интересное перепадёт. Там у кабака какая-то старая псина крутилась. Думаю, Мишка на нее и среагировал.

— Надеюсь, она его не покусала, — заметил Вениамин Степанович и, отхлебнув чаю, добавил: — Бродячие собаки могут быть переносчиками опасных болезней.

Семен вздрогнул и, отложив перо, быстро протер руки салфеткой.

— Да нет, Вениамин Степанович, — Матвеев махнул рукой. — Как он в окно на нее вылетел, она вперед своего визга удрала.

— Ну и славно, — подытожил инспектор, после чего потерял к Мишке всякий интерес.

Мы определили дебошира в отдельную камеру и Матвеев ушел.

— Загляну к Алтыниным, — пообещал он перед уходом: — Скажу Марьяне, что Мишка у нас.

Марьяной звали Мишкину мать, даму весьма крутого нрава. Я тогда, помнится, подумал, что ох и попадет же ему! Но куда деваться? Приличных денег у Мишки никогда не водилось, так что расплачиваться за его подвиги в очередной раз придется ей.

— Давай, — сказал я и погрузился в составление отчета по последнему делу.

С ОТЧЕТОМ Я покончил довольно быстро. То есть быстро для меня. В полчаса управился. Потом я еще немного подождал, пока чернила просохнут, чтоб не смазать текст ненароком, и сдал отчет инспектору.

Вениамин Степанович уже дочитывал, когда вернулся Матвеев. Вид у него был чертовски озадаченный. С Матвеевым в участке появился дородный мужчина в лисьей шубе. Мужчина морщил лицо и держался рукой за затылок.

— Ограбили меня, господа хорошие, — прямо с порога пожаловался он.

— Печально, — в тон ему ответил инспектор. — Что ж, рассказывайте, как всё было. Мы вас внимательно слушаем.

Мужчина устроился на стуле, как сыч на пне — нахохлился, насупился и закрутил одной башкой, переводя взгляд то на меня, то на инспектора. Матвеев остался стоять у двери, аккуратно прикрыв ее с этой стороны. Вениамин Степанович отставил на отдельный столик чашку с чаем и изобразил на лице «я весь внимание». Я приготовился записывать показания. Мужчина громко и тяжко вздохнул.

— Фамилия-то моя Барсуков, — объявил он. — Кирилл Игнатьевич, ежели что.

Говорил он неспешно, перемежая повествование протяжными вздохами и так разводя руками, словно развешивал слова по кабинету. Я без труда успевал за ним записывать. Опуская всё лишнее, пострадавший оказался купцом из Самары. В Кронштадт этот Барсуков приехал неделю назад по личным и торговым делам. Дела складывались отлично, «ежели что», но сегодня после обеда купцу хорошенько треснули по затылку и обобрали. Добычей грабителей стал кошелек «коричневый, кожаный, потертый в двух местах» и карманные часы.

— В кошельке рублей пятьдесят было, — Барсуков махнул рукой, словно прощаясь с ними. — Но главное, это мои часы. Пять тысяч они стоят.

— Так дорого? — тихо удивился я.

— Получается, так, — Барсуков развел руками и начал перечислять, загибая пальцы: — Механизм работы швейцарской, с музыкой, корпус из золота высшей пробы, циферблат отделан драгоценными каменьями. Маленькими, скажу честно, зато целый узор ими выложен. Цепочка — и та золотая…

Я все это записал и уточнил, что за узор, заработав одобрительный взгляд от Вениамина Степановича. Барсуков, размахивая руками, словно бы набрасывая рисунок в воздухе перед собой, старательно описал собачью голову на фоне леса, а кроме того, каждая цифра на циферблате располагалась на отдельном кленовом листике.

— Необычный узор, — заметил я. — Собака, стало быть.

— Ну да, ну да.

Барсуков дважды кивнул и бросил на меня внимательный оценивающий взгляд, словно бы решая, можно ли доверить мне какой-то важный секрет. Инспектор тоже это заметил и сказал купцу: