Илья вырос в хорошей семье, с отцом – известным спортсменом и утонченной мамой, которая раз в месяц водила его в театр или филармонию. Когда от передозировки скончалась бывшая одноклассница, Илья записался на военку и попросился в органы. Не было у него каких-то романтических чувств к однокласснице, даже дружеских не было, но Илья был молод, и у него еще никто не умирал. Ему хотелось посвятить жизнь чему-то важному и полезному, совершить героическое и наконец, зауважать себя.
Отец был человеком с большими связями, и без труда пристроил сына в отдел. И какое-то время Илья был счастлив. Он жил в голливудском боевике – устраивал облавы в клубах, выслеживал торчков, искал банчил, которых молодняк звал «драгдилерами». Бросали так небрежно: «Мой драгдилер говорит»… и какую-нибудь банальность.
Потом Илья влюбился в инспектора по делам несовершеннолетних, строгую девушку Юлю. Во время долгих прогулок они говорили о том, как сделать мир лучше. Юля не особо верила в то, что это возможно, но Илью поддерживала, постоянно рассказывая о своих севших на иглу и погибших подопечных. Илья чувствовал невероятное родство и думал, что Юля и есть – та самая.
Конечно, он не мог не замечать, что некоторые сослуживцы живут слишком уж роскошно для сотрудников, а другие перед неудавшимися облавами куда-то названивают, и много чего еще, но всегда оставался шанс, что это просто прикрытие – подыгрывают, втираются в доверие, стараясь поймать кого-то покрупнее.
Потом госнаркоконтроль расформировали, а Илью перевели в полицию. Сначала Илья не придал значения – ну дальше до работы на одну остановку, какая разница? А когда понял – затосковал. Это было позорно – мордобой, бытовуха, мелкие воришки. Что-то из компетенции Юли, которую он уважал, конечно, но всегда думал, что она делает дела помельче, не такие важные, как он, и не такие опасные. Илья даже собирался уйти куда-нибудь в разведку, но Юля его переубедила.
Она рассчитала верно: у Илюшиного папы связи, папа постарается, и в полиции неглупый и хваткий Илья быстро поднимется по карьерной лестнице, главное, чтобы не ушел. Она долго говорила о том, что если не он, то кто? И что он и тут может делать мир лучше. Илья истолковал все по-своему, но вдохновился. Последним неоконченным делом в наркоконтроле был Диса. А дело нужно доводить до конца. Вместо того, чтобы поехать с Юлей и родителями посмотреть Крым, Илья взял отпуск и «внедрился». Это оказалось довольно просто – попросил друга наехать на Дису в клубе, а потом вступился и ляпнул, что безработный телохранитель. Диса заинтересовался. У Ильи оказалось недорого. Видел такое в каком-то фильме.
Диса был, конечно, мелким барыгой, но с другой стороны, необычайно суетливым, а потому закупался в пяти местах одновременно и банчил по всему городу. И взять его надо было так, чтобы повязать сразу всех.
Юле все это не нравилось – подозрительно просто – внедрился мгновенно, сразу все разузнал. Илья пытался объяснить, что в связи с их расформированием наркоши распустились вконец, да и сам Диса не семи пядей во лбу, но Юля не верила. После отпуска она перебралась к его родителям, пекла им штрудели и вечерами ходила с его мамой в театр.
Через три недели Илья взял 4 точки за раз. Пятый барыга сбежал. На этом Илья посчитал свою миссию выполненной. Он вернулся к семье и расследованию мелкой бытовухи. Юля вскоре забеременела и родила Павлика – 3,98. Илье прислали погоны, потом еще и еще, и жизнь его окончательно наладилась. Пятый барыга его не искал, а Диса, судя по слухам уехал из города.
Диса всегда был хорошим мальчиком, надеждой учителей и маминой радостью. Даже одноклассники особо его не чморили, потому что он хоть и был ботаном, но всегда давал списать. Да и гулять он не ходил не потому, что не хотел, а потому что подрабатывал грузчиком на почте:
– Реально жрать нечего, пацаны.
Мама его работала продавщицей в гастрономе, в рыбном отделе, и от нее пахло даже после бани. Диса любил маму и никогда ее не расстраивал.
Он завидовал пацанам, на которых мамы орали, а отцы пороли. Это, казалось, пережить было легче, чем ее собачий взгляд и поджатую губу. Она просто тревожно заглядывала в глаза, потом отворачивалась и смотрела снова. Так, будто вот-вот расплачется. Диса ненавидел себя в такие моменты. Мама посвятила ему всю свою жизнь, она батрачила в магазине, стоя, со своими протрузиями, а по утрам не могла встать. Обычно Диса успевал помочь перевернуться и делал массаж с водкой, после чего она, охая, поднималась и расхаживалась только к концу завтрака. От постоянной работы с заморозкой, ладони у нее стали широкими, почти мужскими. Они даже после отпуска оставались красными и шелушились. И насморк до конца никогда не проходил – нафтизин мама покупала целыми блоками. Но больше Дису расстраивало не это.