Кропоткин

20 сентября, вернувшись в Гельсингфорс, Кропоткин получил телеграмму, сообщившую о тяжелом, предсмертном состоянии отца. Наутро он выехал в Россию. Экспедиция осталась незавершенной — ему не удалось дойти пешком вдоль железной дороги до Петербурга с геологическими исследованиями. В Москве он успел только к отпеванию Алексея Петровича, происходившему в церкви Иоанна Предтечи в Староконюшенном переулке, той самой, где Кропоткин был крещен при рождении. По завещанию отца Петр получил в собственность одно из трех его имений — Петровское в Тамбовской губернии. Он съездил туда, познакомился с крестьянами, уже десять лет как «вольными», но воли еще и не видевшими. Экономическая несвобода опутала их не меньше, чем крепостная зависимость. На помещичьей земле работали арендаторы, и имение продолжало давать доход. Его можно было продать. Кропоткин решил сделать это, когда понадобятся деньги для дела, которому он посвятит жизнь (после его отъезда из России имение было взято под государственную опеку).

Встреча с Москвой пробудила в нем воспоминания о детстве, и виднее стали изменения, произошедшие в барском «Сен-Жерменском предместье». Дворянская молодежь была охвачена стремлением к образованию, к науке, а многие включались и в народническое движение, ставившее целью обновление общественного строя в России. Эти два направления умственной жизни, противоречащие, казалось бы, друг другу, развивались параллельно, о чем красноречиво поведал Кропоткин в своих воспоминаниях:

«Наука — великое дело. Я знал радости, доставляемые ею, и ценил их, быть может, даже больше, чем многие мои собратья. И теперь, когда я всматривался в холмы и озера Финляндии, у меня зарождались новые, величественные обобщения. Я видел, как в отдаленном прошлом, на заре человечества, в северных архипелагах, Скандинавском полуострове и в Финляндии скоплялись льды. Они покрыли всю Северную Европу и медленно расползлись до ее центра. Жизнь тогда исчезла в этой части Северного полушария и, жалкая, неверная, отступала все дальше и дальше на юг перед мертвящим дыханием ледяных масс…

В то время вера в ледяной покров, достигавший Центральной Европы, считалась непозволительной ересью, но перед моими глазами возникала величественная картина, и мне хотелось передать ее в мельчайших подробностях, как я ее представлял себе. Мне хотелось разработать теорию о ледниковом периоде, которая могла бы дать ключ для понимания современного распространения флоры и фауны, и открыть новые горизонты геологии и физической географии.

Но какое право имел я на все эти высшие радости, когда вокруг меня — гнетущая нищета и мучительная борьба за черствый кусок хлеба?

Знание — могучая сила. Человек должен овладеть им. Но мы и теперь уже знаем много. Что, если бы это знание, только это, стало достоянием всех? Разве сама наука тогда не подвинулась бы быстро вперед?»^[46]

С этими мыслями вернулся Кропоткин в Петербург, где его ждал новый поворот в судьбе.

Часть третья

УРОКИ ЖИЗНИ

Я познал тот мощный размах жизни… ради которого одного только и стоит жить.

П. А. Кропоткин, 1899

Глава первая

НЕ ПО НЕЧАЕВУ

…Это не было организованное движение, а стихийное: одно из тех массовых движений, которые наблюдаются в моменты пробуждения человеческой совести…

П. А. Кропоткин, 1899

Среди бакунинцев

…Чем больше свободы у всех людей, составляющих общество, тем больше это общество приобретает человеческую сущность.

М. А. Бакунин

Летом 1871 года, когда Петр Кропоткин искал в Скандинавии следы исчезнувшего ледникового покрова, в Петербургском окружном суде проходил процесс над членами созданной Сергеем Нечаевым тайной организации «Народная расправа». Процесс был открытым, и его материалы печатались в газетах. Все были поражены откровенной, с циничной безнравственностью составленной Нечаевым программой, его «Катехизисом революционера». Революция, по убеждению Нечаева, призвана полностью разрушить существующий общественный строй. Для достижения этой цели допустимо использовать абсолютно все способы, не считаясь ни с какими нравственными преградами. Допустимы провокации, мистификации, ложь, манипуляция общественным сознанием, убийства по малейшему подозрению в неподчинении власти вождя-диктатора. Строить новое общество на развалинах старого — забота следующих поколений.