Кропоткин

Глубокая, мертвая тишина окружила его, когда захлопнулась тяжелая дверь камеры: ни малейшего звука, ни шороха. Камера представляла собой помещение для большого крепостного орудия. Толстенные стены, оклеенные желтыми обоями, под которыми был проложен звукоизолирующий слой войлока, поглощали все шумы.

Но, когда он попробовал запеть арию из любимой им оперы «Руслан и Людмила», солдат-смотритель за дверью сразу же услышал и запретил нарушать тишину: «Петь не позволяется». Но он продолжил вполголоса:

Ужели мне в расцвете летлюбви сказать: «Прости навек»…

Впрочем, через несколько дней охота петь пропала.

Пока Кропоткин осваивался в камере, Кабинет министров собрался для обсуждения вопроса о революционном движении, хождении молодежи «в народ» и социалистической пропаганде. Министрам были предъявлены захваченные при аресте членов петербургского кружка записка «Должны ли мы заняться рассмотрением идеала будущего строя?» и «Программа революционной пропаганды». Согласно показаниям того же Низовкина, оба документа были составлены князем Кропоткиным. Экспертиза почерка подтвердила показания.

4 марта 1875 года начальник Третьего отделения Потапов сделал представление Кабинету министров: «Ряд дознаний, произведенных в последние месяцы, приводит к убеждению, что революционная программа Кропоткина неуклонно применяется на деле многочисленными агитаторами, рассеивавшимися по всей империи и везде идущими одним и тем же путем. Как руководство и пособие к этой преступной деятельности создалась особая литература народных книг и брошюр, грозящая извратить здравый смысл народа и подорвать в нем преданность царю и доверие к правительству… Пропаганда ведется… повсеместно и — что особенно важно — везде по одной и той же программе. Число лиц, привлеченных к дознанию, достигает уже двух тысяч и ежедневно возрастает: из них было подвергнуто аресту более 450 человек, против которых собраны особенно важные улики; но многие ускользают от преследования вследствие неуловимости самих признаков совершенного ими преступления».

Кабинет министров, рассмотрев доклад Потапова и приложенные к нему документы, пришел к убеждению: «Подобный бред фантастического воображения не может возбудить к себе сочувствия, но для того, чтобы общественное мнение отвратилось от провозвестников такого учения, начала этого учения не должны оставаться во мраке». Поэтому было принято решение сделать процесс гласным, хотя «опубликование его материалов должно производиться с крайней осторожностью».

Суд состоялся лишь через два с половиной года. Всё это время «чайковцы» содержались в самых мрачных крепостях Петербурга. Тишина Петропавловской крепости создавала ощущение полного одиночества, и Кропоткин долго даже не догадывался, что кто-то еще может быть рядом. Лишь через год он обнаружил, что в камере слева от него сидел Анатолий Сердюков, с которым они начали перестукиваться.

История крепости, воздвигнутой императором Петром I прямо напротив царского Зимнего дворца, на другом берегу Невы, была трагической и зловещей. Узниками ее казематов были и сын Петра царевич Алексей, и легендарная княжна Тараканова, якобы утонувшая в своей камере во время наводнения, и декабристы. Совсем еще недавно в них сидели Федор Достоевский и Михаил Бакунин, Николай Чернышевский и знакомый Кропоткину по Сибири поэт Михаил Михайлов. Неподалеку, в одиночной камере Алексеевского равелина ровно 20 лет назад отбывал свое бессрочное заключение Бакунин. В марте 1854 года его перевели в одиночку Шлиссельбургской крепости, а через три года отправили в сибирскую ссылку. А вот Нечаев, осужденный три года назад на 20 лет каторги, вполне возможно еще здесь, в крепости. Однажды в одной из книг тюремной библиотеки Кропоткин обнаружил ясно очерченное сочетание букв и цифр, складывавшихся так: «Нечаев 1873». После того как был раскрыт его план побега, готовясь к которому, он распропагандировал своих охранников, условия его пребывания в камере были резко ухудшены, обрекая узника на смерть от голода и болезней. Он выдержал в крепости десять лет и умер в 1882 году в тридцатипятилетнем возрасте.