На следующий день виконт добрался до Хэрроугейта сразу же после полудня; хотя он собирался отправиться в путь в восемь утра, Тэйн разбудил его часом позже этого времени, заявив лицемерно, с затаенной уверенностью в своей правоте, что неправильно истолковал указания милорда. Он не стал говорить, что в шесть утра, согласно полученным указаниям, тихонько проскользнул в комнату: виконт спал таким сладким сном, что Тэйн пожалел будить его. Он предположил, исходя из собственного опыта, что первую половину ночи виконт провел под угнетающим впечатлением дорожной тряски и смог заснуть очень поздно, уже в полном изнеможении. Догадка эта была совершенно верна, Десфорд все еще чувствовал себя сонным и вялым, и извинения камердинера были приняты снисходительно, с длинным зевком и скептическим взглядом, сопровожденными невнятным бормотанием.
Оживший после отличного завтрака, Десфорд стряхнул с себя сонное оцепенение и двинулся в путь. Это был чудесный солнечный день, и дующий с болот ветерок приятно освежал путешественников. При таких благоприятных условиях Хэрроугейт встретил их во всем блеске, так что виконт подумал, что неизвестный автор путеводителя питал личную неприязнь к этому чудесному краю. Часть города, лежавшая в низине, не понравилась виконту, но находившийся милей выше Верхний Хэрроугейт был очарователен, как, сквозь зубы, признавал путеводитель. В ясный день – а день был исключительно ясный – в отдалении виднелся Йоркминстер, у подножия которого лежали Хэмблтонские холмы, а на западе синели Крэйвенские горы. Кроме ипподрома, театра и главного источника, в Верхнем Хэрроугейте имелся большой парк, являвшийся одним из его главных достоинств, вокруг которого располагались три лучшие гостиницы, много магазинов и нечто, напоминавшее с виду фешенебельную библиотеку.
– Смотри-ка! – искренне восхитился Десфорд, когда они подъехали к «Дракону». – Мне это место вовсе не кажется кошмарным, а ты как считаешь, Тэйн?
– Ваша светлость не видел его при дурной погоде, – трезво заметил Тэйн. – Не хотел бы я оказаться здесь в плохой день, когда прекрасный вид скрывает туман.
Ни в «Драконе», ни в «Грэнби» свободных комнат не оказалось, но в «Королеве» им повезло: после торопливой, вполголоса перебранки с супругой хозяин гостиницы сказал, что у него имеется как раз одна свободная комната – естественно, самая лучшая, выходящая окнами в парк, – которую он имеет честь предложить его светлости. Он проводил Десфорда наверх посмотреть комнату. Получив одобрительный кивок виконта, он поклонился и поспешил вниз, где, приказав паре посыльных внести багаж джентльмена в номер семь, сообщил разгневанной жене, что если мистер Фритвелл изволит наконец показаться в «Королеве», Джек (родительская надежда) уступит ему свою комнату над конюшней. Возражения супруги он успокоил заявлением, что и не подумает отказать такому щеголю, путешествующему в карете, запряженной четверкой, в сопровождении камердинера, из боязни нанести обиду какому-то старому мистеру Фритвеллу, который больше любит спорить и капризничать, чем платить по счету.
Виконт, конечно, не подозревал, что такому отношению был обязан торжественному выходу на сцену Тэйна, несущего хозяйский дорожный несессер. Решение пожертвовать мистером Фритвеллом хозяин принял без колебаний. Он обладал достаточной сметкой, чтобы с первого взгляда распознать особу самого высокого положения; а второй – весьма пронзительный – взгляд, оценивший покрой сюртука, небрежно повязанный шейный платок и сияющие высокие сапоги, помог убедиться окончательно, что он имеет дело не с каким-нибудь сельским сквайром, а с лондонским щеголем самого высокого полета; но именно торжественный выход Тэйна подготовил его решение. Безвестные дамы и господа, путешествующие без личной прислуги, очень скоро обнаруживают, как трудно добиться необходимых услуг в самых лучших гостиницах Хэрроугейта; камердинеров и горничных хозяева гостиниц не держат, во избежание посягательств на их собственные удобства и покой.
Виконт не нашел нужным назвать хозяину свое имя и титул; но это печальное упущение было немедленно исправлено Тэйном, лучше разбиравшимся в таких тонкостях, чем его господин. Вместо того чтобы подняться по лестнице следом за виконтом, он подождал, пока спустится хозяин, и очень вежливо и подробно познакомил его с требованиями милорда. Когда он дошел до пункта: «Хозяин не должен позволять ни единому чистильщику, ни при каких обстоятельствах, даже пальцем коснуться обуви милорда», – не стоило удивляться, если хозяин вообразил, что принимает пусть не принца, но по крайней мере особу, приближенную ко двору.
В результате применения этой проверенной тактики Тэйн мог с удовлетворением сообщить виконту, что выговорил для него личную столовую, в которую подадут обед. Виконт, стоявший у окна и смотревший на прохожих, рассеянно поинтересовался: