Конечно, среди них были и проститутки, которые специализировались на обслуживании иностранцев. Их всегда можно отличить по длинным волосам (иностранному клиенту, взгромоздившемуся на азиатку и дошедшему до полного сексуального экстаза, обычно нравится любоваться ее роскошными черными волосами). Многие из них владели основами английского («сотню – за работу руками, двести – за минет, триста – если по-быстрому, и пятьсот – за ночь») и следили за своими потенциальными жертвами, призывно и томно облизывая губы. Можно даже снять фильм под названием «Китайские губы», посвященный любовным похождениям иностранцев в сотнях шанхайских баров. С первых же кадров зритель бы видел соблазнительные, увлажненные губы всех форм и размеров: пухлые и тонкие, черные, серебристые, алые, пунцовые; губы, накрашенные дешевой помадой, дорогой от «Ланком» или от «Кристиана Диора». Такая картина с участием самых сексуальных и привлекательных женщин Шанхая побила бы кассовые рекорды голливудского блокбастера «Китайская шкатулка» [48]
.Во время танца я обычно предаюсь безудержной фантазии, меня посещает вдохновение, воображение разыгрывается, и я раскрепощаюсь. Когда я импровизирую под музыку техно, было бы неплохо, чтобы вместо партнера по танцам рядом находился личный секретарь. Он бы неотступно следовал за мной, покачиваясь в такт каждому моему движению и записывая все безумные и яркие галлюцинации, порожденные музыкой у меня в голове. Ручаюсь, получилось бы в тысячу раз интереснее того, что можно написать за письменным столом.
Я почти забыла, где нахожусь. Запах марихуаны (или, может, сигары?) проник в правую ноздрю и разбередил чувствительные нервные окончания. Думаю, своим танцем я уже привлекла внимание многих мужчин, как принцесса в восточном гареме или обладающая колдовскими чарами Медуза. Мужчин часто влекут хищные женские особи, типа самки паука «черная вдова», готовые сразу после спаривания съесть своего любовника заживо.
Я взглянула на серебристое колечко, продетое в пупок, оно бешено плясало в свете огней, как ядовитый цветок на теле. Вдруг чья-то рука властно легла мне на талию. Я не знала, кто это, да мне, в общем-то, было все равно. С улыбкой обернувшись, я увидела Марка. Он приблизил ко мне лицо, и в его дыхании ощущался запах мартини – любимого напитка Джеймса Бонда. Говорил он тихо, но я все же услышала, что он хочет меня прямо здесь и сейчас. Совершенно растерявшись, я пробормотала:
– Здесь? Сейчас?
Мы стояли, тесно прижавшись друг к другу, в кабинке женского туалета на втором этаже. Музыка доносилась откуда-то издалека. Мне было холодно, глаза начинали слипаться, но я продолжала отталкивать руки Марка.
– Что мы здесь делаем? – спросила я.
– Занимаемся любовью, – он произнес эту трафаретную фразу бойко и с неподдельной искренностью. В его голубых глазах не было прежнего холода. Они излучали нежность. Было совершенно непонятно, как в вонючем туалете можно было ощущать такую интимную близость, порожденную чисто плотским желанием.
– Я чувствую себя омерзительно, словно преступница, даже хуже – как во время пытки… – прошептала я.
– Полиция нас здесь никогда не найдет. Верь мне. Все прекрасно, – Марк заговорил голосом заправского гангстера из фильма. Он прижал меня к красной стене, поднял юбку, быстро стащил трусики, скомкал их и сунул в карман брюк. Затем приподнял меня на руках и, не говоря ни слова, вставил в меня свой вздыбленный член. Сидеть на этом раскаленном стержне было все равно, что на наконечнике пожарного шланга.
– Ты, подонок! – взвыла я, не в состоянии более сдерживаться. – Сейчас же опусти меня. Я тебе не букашка на булавке!
Он уставился на меня страстным взглядом. Мы поменялись местами. Он сел на стульчак, а я расположилась сверху. Так я хотя бы могла направлять его движения, утоляя собственную чувственность.
Кто-то стучал в дверь, но притаившиеся внутри кабинки извращенцы еще не закончили свои утехи.
Чувство страха и неловкости потеснил подступивший оргазм. Мы оба кончили одновременно, и это снова было чудесно, несмотря на неудобную позу и ужасную вонь. Марк ссадил меня с колен, потянул за ручку бачка, и его сперму смыло сильным водоворотом.
Я заплакала. Это было совершенно необъяснимо. Моя самоуверенность стремительно испарялась, и я вдруг показалась себе даже большей дешевкой, чем танцующие наверху проститутки. Они, по крайней мере, обладали профессионализмом и хладнокровием. Я же испытывала страшную неловкость И мучилась сомнениями, разрываясь надвое. Видеть собственное отражение в мрачном зеркале было невыносимо. Во мне словно что-то оборвалось, оставив зияющую пустоту.
Марк обнял меня. Он, не переставая, извинялся: «Прости, прости», и прижимал меня к себе, как мертвого ребенка. От этого становилось только хуже.
Я оттолкнула его, вытащила трусики из его кармана, надела их и поправила юбку.
– Ты меня не изнасиловал, – произнесла я тихо, но резко. – Никто бы не смог этого сделать. И перестань все время извиняться. Это так пошло. Я реву, потому что безобразно выгляжу. Выплачусь, и мне станет легче, понятно?