Кроссовер масок (СИ)

Аркаша откинула голову назад, недоуменно воззрившись снизу вверх на русала. Основательно покусанный огурец торчал из уголка ее рта, как набухшая от влаги папироска.

— Кто же будет стоять в стороне, когда страдает тот, кто тебе не безразличен? — Девушка ткнула пальцем в стакан с какао, прокатив его по поверхности стола. — Привязанность — штука сложная. Я вот вообще слаба в этом. У меня за всю жизнь всего один друг был. Сравнивать мне не с чем, а в какой-то момент и дорожить-то стало нечем. Но одно я знаю точно: если ты снова меня оттолкнешь, это будет болезненно.

— Оттолкну? — тихо переспросил Маккин. Он наклонился к сидящей спиной к нему девушке так низко, что волосы его длинной челки заскользили по ее макушке.

— Если уж разделил со мной секрет, — интонации Аркаши наполнились беззаботной деловитостью, — то дели и дальше. Рассказывай, что тебя волнует, чего боишься, почему желаешь спрятаться. А после всего случившегося — и подавно. А то ишь, все беспокойство захапал себе! В одиночку страдает. Жадюга.

Лоб Маккина прижался к плечу Аркаши, сильные руки обхватили девушку, вжимая ее в спинку стула.

— Ой. — Она выронила тефтельку.

— Чуть-чуть, — шепнул юноша, — можно мне еще чуть-чуть побыть так?

— А... ладно. — Аркаша смиренно сложила руки на коленях, ощущая, как теплое дыхание Маккина шевелит ее взлохмаченные пряди, и те, скользя по воздуху, задевают локоть.

— Крутящийся вокруг русал с севера будет выставлять тебя в неприглядном свете. Одумайся.

— Пусть другие одумываются. — Аркаша сложила пальцы в кулаки и тюкнула ими друг о друга, изобразив приветственный (и воинственный) жест старосты вервольфов Рудольфа Фрая. — Ты лучше многих и вовсе не обязан кому-либо это доказывать.

— Я могу крутиться рядом? — Маккин сжал ее сильнее, и Аркаша всерьез забеспокоилась, что поглощенные тефтельки перепутают направление и дружно замаршируют обратно.

— Да, — просипела девушка. — Не будешь ты, прилипну я. А я временами бываю упорной. Наверное.

Маккин отстранился и поспешно прикрыл заалевшие щеки ладонями. Помявшись немного, он неуверенно, но довольно бодро предложил:

— Рогалик будешь?

Стакан выскользнул из рук девушки и с тяжелым стуком рухнул на стол, лишь каким-то чудом не разбившись.

— Какой рогалик?

— С крошкой шоколадной. — Маккин растерянно покосился на тарелку в своих руках, совершенно не понимая, почему Аркаша смотрит на сладкие рогалики так, как будто те могут внезапно атаковать.

Глава 4. Мальчик и его снег

Все краски меркнут в холоде жестоком,

Цвета становятся пустой незримой тенью,

Сиянье сгинет без следа во льду глубоком,

И обратится жизнь моя простой мишенью.

И стынет в жилах кровь, и губы снег кусает,

Дыханье облачком последним рвется в небеса...

Тепло твоей руки меня никак не отпускает,

Твоя поддержка помогает верить в чудеса.

И в лютый холод мне проложен путь без сожалений,

Покуда снег твой заключен в касаниях нежных,

Не страшен больше лед и мерзлых тишина мгновений,

Ведь под защитой я в твоих объятиях снежных.

Проснулась Аркаша вместе с рассветом. Вчерашний вечер она помнила смутно. Сытный ужин отпечатался в подкорке как одно из приятнейших воспоминаний, а что было дальше — все как в тумане. Похоже, она умудрилась вырубиться. Вчерашняя нагрузка все-таки истощила тело. Хотя продержалась дольше, чем могла даже мечтать.

Забросив посапывающего Гучу на плечо, Аркаша заправила кровать и уселась на покрывало. Положив скунса на колени, она принялась поглаживать его мягкую шерстку.

На кровати напротив пошевелился во сне Маккин. Одеяло сползло, обнажив грудь юноши.

«Красивый... — Аркаша задумчиво накрутила на палец длинные шерстинки со спины Гучи. — Повезло рыбкам. Могли любоваться им целыми днями... О, а теперь и я могу. Повезло мне».

Стараясь не шуметь, девушка проскользнула в ванную комнату. Умывшись, она на цыпочках прошлась по помещению и растерянно замерла у стола. Если будет и дальше шататься здесь, то всех перебудит.

«Теньковская, марш на утреннюю пробежку! — скомандовала себе Аркаша, вспомнив, что в последние дни рьяно отлынивала от нее. — А иначе Коля будет в ярости и заставит делать на двадцать приседаний больше».

Остановившись у двери, Аркаша прижалась к ней лбом. Теперь Коля уже никогда не будет сердиться и отчитывать ее. Не заставит приседать, качать пресс и бегать до умопомрачения.

Утро выдалось прохладным. Аркаша, предусмотрительно отойдя подальше от мужского общежития Сириуса, устроилась на корточках на дорожке, проверяя, надежно ли завязаны шнурки на кроссовках.