В это время Аркаша приблизилась к Момо.
— Я еще не закончила, — прорычала она, вырывая из его рук мяч.
Распалилась Теньковская не на шутку. Чужие разговоры казались ей помехами, белым шумом на фоне отзвуков ударяющегося о пол мяча.
«Тебе придется заметить меня».
Исчезло давление. Внешнее. Внутреннее. Осталась лишь легкость всепоглощающих мыслей. Ясных. Понятных. Привычных.
«Делать то, что делала всегда. Показать лучшее, сделать лучше, быть лучшей. Получить результаты. Без результатов пустота останется пустотой. Пустоту никто не полюбит. А я хочу, чтобы меня… меня…»
Аркаша узнала это ощущение — превосходство созерцания. Она первой видела то, что запаздывали заметить другие. Опережала. Как в детстве под светом ночных фонарей петляя между лужами и пытающимися изловить ее сотрудниками полиции, видела, как стремительно вспархивает с ветки напуганная шумом птица, а за мусорным контейнером скрывается облезлый кошачий хвост. Она успевала следить за тем, что творится вокруг, когда как остальные только-только поворачивались в ее сторону, силясь угнаться за юрким ребенком.
Иное созерцание мира. Подмечать больше, думать быстрее, превосходить многих. Это чарующая грань свободы. Это крохотная вера в то, что от маленького комка бесполезной плоти, чем порой Аркаша себя представляла, может хоть что-то зависеть. Вера в перемены. Вера в будущее. Ради этого стоило шевелиться. Ради этого стоило бежать. И бежать по-настоящему.
«Последний шанс, — шепнула Аркаша тому маленькому напуганному клочку себя, что забивался все дальше и дальше в темные уголки ее сознания, пища, хныкая, зовя тетю Олю. — И я не избавляюсь от зависимости. Я всего лишь… — девушка взглянула исподлобья на Момо, — меняю источник».
Аркаша, пригнувшись, скользнула вперед. Дриблинг начался, и теперь единственное что ей позволялось, — это пройти весь путь до конца вместе с беспрестанно подскакивающим мячом. Прекратить дриблинг, значит, взять на себя обязательство передать пас или сделать бросок в кольцо, за иное решение в реальной игре команде тут же засчитают нарушение. Однако в этом испытании пас ей не передать, а до возможной точки броска еще требовалось добраться.
Оставалось одно: бежать и вести мяч, разыгрывая на площадке свой последний щедро дарованный шанс.
Момо метнулся вперед. Раньше он предпочитал шевелиться по минимуму, но при этом с легкостью разбивал все ее комбинации. На сей раз он рьяно вступил в игру «один на один». Видимо, его подстегнула Аркашина серьезность. Что ж, его серьезность взбудоражила Теньковскую не меньше.
Сильный противник и тот, кого она выбрала для себя в качестве центра мира вместо тети Оли, отреагировал на нее. Выступил против нее, будто они и вправду были на равных. Начал прилагать усилия, словно она действительно того стоила. И от этих мыслей Аркаше хотелось кричать до хрипоты, ведь они несли за собой дичайшее ни с чем не сравнимое удовольствие.
Отпустив старосту, Аркаша обернулась. Момо стоял примерно в пяти метрах от нее и раздраженно щелкал пальцами. Ощутив ее взгляд, он мрачно посмотрел в ответ, скривил нос, дернул плечом и буркнул:
— Неумеха... отстойно играешь.
Грегори издал тихий смешок, а Аркаша, чувствуя внутри восторженный трепет, запинаясь, пролепетала:
— Я буду стараться. В следующий… будет лучше.
— Будет, будет... — Грегори, беспрестанно хмыкая, взлохматил Аркашины волосы.
— Зефиринка! Ты такая. — Роксан от полноты чувств дергал свой комплект кошачьих ушей. — Такая... такая... просто... вах! Дай обниму!
Дикий кот поскакал к Аркаше, но в который раз уже был перехвачен Джадином.
— Это не тебе обнимашки, Джади! — Роксан беспомощно замахал ножками в воздухе. — Это для Зефиринки!
— Ничего так получилось. — Джадин кинул на Аркашу быстрый взгляд и столь же быстро уставился в потолок.
Аркаша повернулась к Луми. Тот радостно улыбался ей.
— Чтоб вас всех! — Тренер Лэйкин запихал в рот сразу два леденца. — Никаких нервов на вас не хватит. Но ты, девочка, сумела встряхнуть эту кучку сомнамбул. Не ожидал, не ожидал. С этого момента ты игрок чарбольной команды Сириуса. И только попробуй мне бегать хуже, чем ты делала это сейчас! — Мальчишка уставился на Момо. — А ты, шельмец, моя маленькая малиновая клубничка, сегодня был восхитительно полезен, хотя я могу лишь догадываться, чего ты там с ней творил.
— Фе, меня от вас уже блевать тянет. — Момо высунул язык и потряс над ним руками, будто что-то с него счищая. — Не делал я с ней ничего. С какого вообще вы трясетесь над ней? Ослепли? Шмакодявка была ужасна. Из-за нее во мне пропал весь задор.
— Ну-ну, — Шани уперла руки в бока, — а там, на площадке, едва не спалил все вокруг своим жаром. Чуть пламя из всех щелей не поперло. Так что кончай в плане куража импотента из себя строить. Мо-мо.
— Заткнись.
«Прошла... получилось. — Аркаша рассматривала свои ладони. — И даже без тети Оли. Я могу! Я вовсе не пустое место!»