Кровь богов

Застывшие в напряженной тишине люди некоторое время слышали грохот и крики боли, затем до них донесся звук нескольких ритмичных ударов – и все стихло. Квинт вернулся, слегка запыхавшись. Руки его были в крови, на лице и шее темнели красные брызги. Но Октавиан не смотрел на него, он вообще почти ничего не видел из-за застлавших глаза слез. Внук был мертв, пришло время скорби. Как ни странно, император ощутил легкость, как будто дух его избавился от бремени. В любом случае это решение станет для него одним из последних. Осталось только умереть. Императором будет Тиберий. Октавиан посмотрел на ожидающую его повозку, на Невия и остальных стражников, потрясенных случившимся, и вытер глаза.

– Держать здесь стражу нужды больше нет, – обратился он к Невию. – Пусть все остается как есть. Скажи своим людям, чтобы забрали свое, и спускайтесь к причалу. – Он повернулся к Квинту, стараясь не смотреть на окровавленный предмет в его правой руке. – Думаю, я пойду сам. Пусть повозка едет позади – на случай, если устану.

Октавиан направился к тропе, почти не чувствуя привычной боли в суставах. Он знал, что проиграл бы ту партию в латрункули. Только настоящий мастер мог даровать ему победу с таким изяществом, не показывая виду, что уступает намеренно. Октавиан покачал головой, отгоняя некстати явившуюся мысль. Такой человек слишком опасен. Марк съел бы Тиберия живьем.

Глава 3

Ливия заплакала, когда по возвращении на Капри Октавиан вручил ей голову внука. Центурион Квинт по пути домой завернул ужасный предмет в чистую тряпицу и крепко зашил, чтобы кровь не проступала наружу. Но на сердце было тяжело, и чувство вины жгло изнутри.

За следующий месяц Ливия помогла мужу написать официальные письма командующим и наместникам. Августу семьдесят семь, здоровье его пошатнулось, и после него Цезарем станет Тиберий. Следует подготовиться к организованной и мирной смене власти. Письма отправились во все уголки империи. После, уже без спешки, вся свита отправилась домой, в то место на материке, которое Октавиан всегда любил. Туда, к югу от Рима, он возвращался ждать прихода смерти в знакомом, тихом окружении.

Выбранная им самим, вилла принадлежала Октавиану уже несколько десятков лет и всегда была его любимым прибежищем. Здесь, в отличие от величественных дворцов Рима и Капри, он чувствовал себя по-настоящему дома. Здесь не было казарм, лишь просторный дом и десяток-другой рабов, призванных прислуживать ему в последние дни.

Во дворе росло большое фиговое дерево, посаженное самой Ливией, когда они обе – и Ливия, и смоковница – были еще свежи и молоды. Дерево хорошо прижилось на здешней почве и обильно плодоносило на закате лета. Октавиан всегда любил фиги, и Ливия позаботилась о том, чтобы рядом со всеми принадлежащими им домами посадить такое же дерево. Куда бы он ни поехал, везде его ждало угощение из темно-зеленых и красных плодов. Вечерами, выходя во двор, Октавиан трогал созревающие фиги, получая удовольствие даже от прикосновения к ним.

Поначалу он не знал, как сказать Ливии, что здоровье его улучшается. Было ли причиной тому морское путешествие к острову-тюрьме или же из него просто вышла хворь, кто знает, но с каждым днем он чувствовал себя сильнее. Руки если и дрожали, то почти незаметно, а солнечное тепло избавило его от боли в суставах. Некоторое время Октавиан ничего не говорил, но Ливия сама затронула эту тему и проистекающие из нее тревожные осложнения.

– С тех пор как ты здесь, у тебя улучшился цвет лица, – заметила она однажды вечером. – Руки окрепли, и, мне кажется, твой разум стал яснее.

Октавиан вздохнул и лишь потом повернулся к жене.

– Я приготовился к смерти, – твердо сказал он и тут же махнул рукой, словно выразив этим жестом беспомощное смирение. – Но, признаю, похоже, смерть еще не готова прийти ко мне.

– Письма отправлены, – сказала она, глядя куда-то вдаль. – Со дня на день твои люди получат их. Даже в таких дальних странах, как Египет и Галлия. Рим готовится к трауру.

– Им придется подождать, – резко бросил Октавиан. – В том, что мне легче, я не виноват. Свой выбор я сделал и от него уже не откажусь. Может быть, это просто последний всплеск жизни перед концом. – Он поднялся, почти не ощутив боли, посмотрел на руки. – Я спокоен, Ливия. Говорю тебе, я готов, даже если пальцы цепляются за край и не желают отпускать. – Он покачал головой, и она тоже встала и поднесла руку к его щеке.

– Я всегда буду с тобой. Здесь хорошо, покойно, и фиги созревают. Пожалуй, я смогу найти достаточно, чтобы угостить тебя перед сном.

Тронутый этим предложением, Октавиан с любовью посмотрел на свою седовласую жену.

– Мне будет приятно, Ливия. Спасибо. Думаю, я прикажу рабам растереть меня, чтобы прогнать усталость. – Он посмотрел на темнеющее небо. – Завтра снова будет жарко. Ни облачка на горизонте.

Ливия поцеловала мужа и, проводив взглядом, вышла во двор и стала собирать фиги, выбирая самые сладкие и проверяя на зрелость легким нажатием пальцев. Ее муж был истинным римлянином, и она любила его беззаветно.