Мы переглянулись, и Ли первый решил обозначить наше присутствие:
– Приветствую вас, господин гном, – с легкой ехидцей в голосе обратился к гостю брат, скинув все пологи.
Гном отреагировал неадекватно, швырнув в брата какую-то гадость. Дальше все происходило как в замедленной съемке, ну для меня, конечно. Я ждала, когда Лиам выставит перед собой защиту, и запоздало вспомнила, что он пуст, и не потянет такое. В следующий момент я попыталась кинуть на него свою защиту, глядя на то, как черная, искрящаяся всполохами мелких разрядов, клякса летит в лицо близкого мне нелюдя, а он просто стоит и ждет, не пытаясь уклониться. Наверное из-за того, что помнил, что я нахожусь за его спиной.
Я, по полной неопытности, опоздала, и клякса с размаху въехала в лицо и грудь Лиама, взорвавшись кучей осколков. Кто-то кричал, наверное я, гном подлетел к Лиаму, наверное, добить, но его одним неуловимым движением сбил с ног демон, который, наконец, смог обойти нас с братом в дверях, и вовремя, причем.
– Проклятые эльфы, – проскрипел злой гном, пытающийся высвободиться из цепкого захвата Самаэля, который успел снять с брыкающегося противника какую-то блестящую цацку.
– За эльфа по морде схлопочешь, всю оставшуюся короткую жизнь сможешь только кашу хлебать, – рыкнул разозленный Сэм, после чего встал с гнома, оставив того корячиться на полу.
– Он… – начала я, но не смогла закончить вопрос. В голове все смешалась от страха за жизнь родного брата, пусть старшего и вредного, но все равно любящего.
– Он уже не опасен, – понял меня правильно демон. – Обездвижен заклинанием, и еще, как маг он очень слабенький, его усиливал вот этот амулет, – и он показал мне то, что снял с шеи нашего ночного гостя. – Как Лиам?
– Это же артефакт, который был на Картене, – удивилась я. – Я не знаю, что с братом, но эта гадость раскурочила ему лицо и часть грудной клетки. Он жив, но… – голос сорвался и я не смогла закончить фразу.
Все это время я сидела над его распростертым в дверном проеме телом, пытаясь сообразить, насколько сильно пострадал брат, думать о том, что он не доживет до целителей, себе не позволяла. Только вот уже в пятый раз мысленно кричала:
«Данаэль! Папа!» – и никакого ответа.
Вдруг резкая вспышка света у входной двери и из портала вышли и Дан, и папа.
– Что у вас здесь? – уточнил кузен.
– Лиам ранен, – простонала я, чувствуя как лицо заливает потоками горьких слез.
С обоих вмиг слетело спокойствие, и они в одно мгновение перетекли к нам. Папа поднял меня с пола на руках и подозвал Сэма:
– Унеси ее отсюда, – распорядился он. – Ждите нас в своей комнате, не отходи от нее ни на миг. И еще, никаких больше импровизаций!
– Я понял, – тихо сказал Сэм, – время шуток закончилось.
И открыл переход прямо в комнату, которую нам с ним выделил Данаэль. Уложив меня на кровать, он стащил с меня сапожки, и принес таз с кувшином. Обмокнул полотенце в воде и протер мне лицо, я же продолжала безмолвно плакать. Ну вот что я за маг? Зачем мне оно, если мне некогда даже научиться этим пользоваться.
– Ты не виновата, – вздохнул Сэм, и встал, чтобы унести умывальные принадлежности. – Перестань укорять себя. Кто тебе дал возможность и время для изучения, как пользоваться тем, что дано тебе от природы? Они не должны были давить на тебя с браком, можно было бы и подождать, и обучить тебя всему, что ты должна знать.
– Если бы меня не пытались убить, упорно повторяя попытки, возможно, так бы все и случилось, – тихо ответила ему, отвлекшись от страшных мыслей о брате. – Они говорят, что после свадьбы меня будет намного труднее убить, потому и торопят, чтобы поскорее пробудить кровь. – Мой голос звучал безжизненно.
Говорить вообще не хотелось, поэтому я отвернулась к стенке, спиной к другу, и, свернувшись в позу эмбриона, уткнулась носом в подушку. Раз за разом прокручивая в голове те несколько секунд, за которые все произошло, я продумывала, что должна была сделать, как поступить, чтобы защитить его. Ведь он же еще раньше предупредил, что магии у него едва на дне плещется, и остаток потратил сперва на установление, а потом на снятие пологов тишины и невидимости.
Вот же дура, понимала, что это означает, а в самый критический момент спасовала, стормозила, позволила какому-то недомерку погубить родного брата. Я завыла от бессилия что-либо изменить, держа зубами наволочку, слезы вновь хлынули потоком, унося боль и обиду на саму себя. Как уплыла в спасителный сон, не заметила.
Проснулась от того, что кто-то аккуратно убрал прядь с моего лица и погладил по щеке слегка шершавыми пальцами. Открывать глаза не хотелось совсем, сознание приятно балансировало на грани, между сном и явью. Явь… мысль блеснула молнией в моей голове, и ее росчерк вернул боль и осознание потери. Глаза широко открылись от ужаса и я выдохнула:
– Лэмюэль!
– С ним все будет хорошо, – мне ответил папа, который сидел на краю кровати, и продолжал поглаживать по щеке. – Хватит слез. Вон как глаза опухли.
Его голос звучал нежно, успокаивающе, и я поняла, что он применяет ко мне магию покоя. Вот только зачем?