Кровь фоморов

Голый облезлый скелет Бельскернира равнодушно дырявил пустое небо. Нога соскользнула и с гадким хлюпаньем ушла в густую тягучую трясину гниющей плоти, точно ленивое чудовище причмокнуло, предвкушая лакомый кусочек. Черное живое облако шевелилось по обе руки, впереди и за спиной, куда только докинет глаз. Щедрый пир для мух и воронья. Обрамленная их траурным бархатом река тягуче накатывала свои желтые от гноя волны на костлявый берег и старательно оплетала его липким зловонным кружевом. Ядовитый чумной ветер сухо, отрывисто дышал в спину и слабым, больным шепотом слал проклятья последнему эльфийскому королю из рода Дэ Данаан. Заслуженные проклятья.

Киэнн стоял в сердце Великого Мора и лишь уродливый спазм последним преданным спутником услужливо душил ему горло. Глаза горели, точно их наполнили раскаленным свинцом. Хотя лучше бы так и было – ослепнуть и не видеть всего этого! хотя бы не видеть! Почему смерть пощадила его? Почему ему – палачу Маг Мэлла – суждено стать его последним плакальщиком, его черным вороном…

Мертвую тишину разрезало тонкое лезвие стона, и чья-то, беспомощно цепляющаяся за густой от смрада и разложения воздух, рука с торчащими из-под сползающей, как драный чулок, кожи суставами зыбким флюгером качнулась над черной пашней смерти. Киэнн упал на четвереньки, расплескивая брызнувшую в лицо кислотно пенящуюся слизь, и принялся спешно раздвигать груды опавшей листвы вперемежку с обломками костей и рыхлыми комками мяса. Лицо было знакомым, но узнавать не хотелось. Рваные дыры вместо щек, безобразно откушенный гнилыми зубами Мора нос и губы... Да когда же, наконец, эти проклятые глаза сгорят без остатка? Кто бы он ни был, он – уже не жилец. Белесая с зеленью прядь волос тяжело упала ему на ладонь вместе с обрывком кожи. Нёлди, сын Ла Роны. Прости, никс. Да омоют твою душу воды Аннвна! Несущие жизнь в царство мертвых, несущие смерть в царство живых…

По гнилой топи побережья смачно прочавкали широкие перепончатые копыта нукелави. Несуразно огромная, псевдо-человеческая голова, схожая с раздувшейся от сырости корягой, тяжело покачивалась, единственный кровавый глаз тускло тлел во лбу. Черные, словно нефтяные реки, бугристые вены пульсировали на лишенном кожного покрова лошадином теле, бледные мускулы недобро перекатывались. Еще один выживший. Тебе под стать. Тоже монстр. Дышит чумным поветрием, точно аромат прерий вдыхает. Потом еще долго будет носить его в груди, как змеиный яд…

Нукелави глухо лязгнул проржавелой железной челюстью и напряженно уставился на Киэнна, подрагивая сизым воспаленным веком:

– Финодери.

Тварь с отвращением покривилась. Только теперь Киэнн перевел взгляд на собственные руки: бурая всклоченная шерсть и смоляные крючья когтей. Даже нукелави ты гадок. Ну и поделом. Ты проиграл. Изначально сделал неверную ставку. Хотел сорвать банк, и вот теперь пришло время расчета.

– Пойдешь со мной, – прохрипел кошмарный кентавр, истерично вращая оком. – Пора заселять эту землю заново.

Хороши прародители! Аск и Эмбла²⁰, мать твою! Впрочем, не все ли равно? Каждый получает тот мир, который заслужил. Киэнн покорно поднялся. Что бы ни сделали с ним теперь – это не будет слишком суровой карой. Все, что мог, он уже потерял.

***

Горячо… Темно, как в карцере. Кто-то тихо тоскливо постанывает из правого угла. Запах… Знакомый, ни на что другое не похожий запах. Запах страха. Чужого страха. Где я? Что со мной происходит?

Лампы с настырным гулом взрываются светом. Сотни длинных дневных ламп, колючих, как джедайские мечи. Пол, стены и потолок голого пространства залиты кровью. Там – фейерверк брызг, тут – клякса, размером в Северную Америку… Забившийся в угол незнакомый паренек лет восемнадцати, как статист в дешевом кино, пытается кричать. У него не выходит. Стриженные волосы на макушке стоят дыбом, глаза остекленело глядят в одну точку. Его живот распорот в нескольких местах, рука по локоть откушена. Киэнн чувствует привкус крови на языке. Он ничего не помнит. Или это и есть безумие? Пресловутое безумие зверя? Бешеной собаки…

Что-то мимо воли толкает его вперед, заставляет встать на все четыре конечности и ползти к этому беспомощно брыкающемуся ребенку. «Убей его! Перегрызи сухожилия! Сожри его заживо! Мне нужна его кровь, его страх, его боль, крепкий пряный настой его самых отчаянных кошмаров!..»

***