Кровь героев

Саша посмотрел на раскиданные по столу листы перевода. Сон, что снился ему у Инги, странным уже не казался. Так и есть. Полистав страницы, Климов набрел на строки, в которых немного витиеватым стилем с перечислением огромного количества, по большей части повторяющихся, имен, с обязательным указанием титула почти перед каждым из них, излагалась история неудачного похода франков. Рыцарь повествовал о злосчастной битве, ужасах никейского плена и о том, что повелел ему Вотан.

Затем шли (правда, менее подробные и не такие красочные, как сны самого Климова) рассказы об Эйрике, Ульрике и Амалафриде, о Беовульфе и славных походах некоторых других викингов внуков и правнуков Харальда-Волка. На этом история, написанная Габриэлем де Шатуаном, заканчивалась.

Последней в переводе была приписка, сделанная младшим сыном крестоносца, Жоффруа, уже в Нормандии. Климов не смог побороть искушения и, как говорится, заглянул в конец. Дочитав короткую запись Жоффруа до конца, Саша покрасневшими от усталости глазами задумчиво уставился в стену, которая, казалось, заколебалась, точно коробясь от огня.

* * *

Расположившихся вокруг большого костра, жавшихся к теплу и друг к другу людей, одетых в рваные лохмотья было, наверное, не меньше тридцати. Стояла ночь. В глубине леса, черной стеной окружавшего небольшую полянку, то и дело раздавались какие-то звуки: то ухал филин, то кричала ночная птица, то где-то совсем близко завывал волк и другой его собрат вторил ему откуда-то из глубины чащи. Услышав этот тоскливый зов, люди зашевелились и начали тревожно переглядываться. Один из них, длинноволосый, кривой на один глаз, поднялся, опираясь на палку и указывая в том направлении, откуда раздавался вой, оскалил зубы и обвел взглядом собравшихся. При этом даже не слишком внимательный наблюдатель мог бы заметить, что правая рука этого человека без кисти.

— Слышали? — спросил он. В вопросе этом не было ровном счетом никакой необходимости. Только глухой мог бы ответить на него отрицательно. Вой повторился, и калека, сверля единственным глазом своих товарищей, вновь с еще большей злобой спросил, почти прошипел: — Слышали?

— Как не слышать, — раздался в ответ нестройный хор голосов. — Не у одного тебя уши есть, Жискар, — бросил кто-то.

— Вот-вот, Франсуа, — точно дожидаясь этих слов, затряс головой калека. — Уши у нас у всех, хвала Господу, пока еще есть. — Он сделал паузу и, злобно оскалившись, добавил: — Пока… А вот рук, — Жискар потряс культей, — кое-кто уже лишился, и глаз тоже. Скоро дойдет очередь и до ушей.

— Если только мы все не передохнем раньше с голоду, — проворчал кто-то.

Эти слова, казалось, и вовсе привели калеку в восторг.

— Вот это правильно, Шарль, — зашипел он. — Клянусь всеми святыми, трудно сказать лучше. — Калека сделал паузу и спросил: — Так доколе же, доколе будем мы терпеть все это?

Жискар замолчал, выжидающе глядя на притихших товарищей. В это время из облаков вышла полная луна, и приветствием ей стало тоскливое волчье многоголосье. Люди зашевелились, кто-то подбросил в костер веток и сучьев, и, когда отблески пламени ярче заиграли на угрюмых, покрытых грязью лицах, тот, которого калека назвал Франсуа, проговорил:

— Что же ты предлагаешь, Жискар? У тебя, верно, есть какой-то план?

— Да, — воскликнул Жискар, сверкнув единственным глазом, — план у меня есть. — Он немного помедлил, а затем продолжил: — Мы все из разных деревень, но горе, приведшее нас сюда, — общее и имя ему — барон Габриэль де Шатуан, внук проклятого Господом братоубийцы Анслена де Шатуана. Это дьяволово отродье, слуга Вельзевулов явился сюда, чтобы извести нас. — Так как никто не возражал ему, Жискар, набрав в легкие побольше воздуху, спросил собравшихся: — Худо ли нам жилось без него? Нет. Плохими мы были слугами короля? Нет. За что же он наслал на нас это несчастье? Разве не молим мы усердно Бога нашего ниспослать нашим полям и лугам обильных всходов, скоту нашему плодородия? Да, отвечу вам, молим, но Господь остается глух к нашим молитвам, а знаете почему? Потому что правит землей этой подручный его извечного врага.

Калека прервал свою речь, чтобы перевести дух.

— Барон — слуга сатаны? — несмело произнес кто-то в наступившей тишине. — Страсти-то какие.

— Страсти? — переспросил Жискар. — Шестой год уже как вернулся он с Востока, и все это время год от году скудеет земля наша. Тех урожаев, что приносит она, едва хватает, чтобы заплатить подати, а что остается нам самим? Чем кормить нам наших детей?

Крестьяне при этих словах закивали головами и о чем-то зашептались между собой. Слова калеки никого не оставили безучастным. Урожаи и правда стали скуднее с появлением в замке барона и его семейства.

Сначала, правда, никто не связывал этого с приездом нового хозяина, но с каждым годом положение все ухудшалось, и по деревням поползли слухи один причудливее и ужаснее другого. Будто бы барон занимается в замке колдовством, а иногда в полнолуние, обернувшись волком, выбирается через потайной ход и бродит по окрестностям, истребляя все живое, попадающееся ему на пути.