Кровь и почва русской истории

По большому счету, речь идет о подлинной революции, но не в политике или социально-экономической жизни, а в более важной сфере - ментальности и культуре. Происходит без преувеличения исторический переход русского народа к новой для него парадигме понимания и освоения мира – этнической. Кардинально меняется устройство русского взгляда на самое себя и на окружающий мир, который осмысливается и воспринимается с явной или имплицитной этноцентристской позиции. В теоретическом отношении этот процесс отлично описывается известной концепцией Б.Андерсона о национализме как культурной системе - новом принципе видения и организации социальной реальности. С той важной поправкой, что речь идет не о национализме, а об этнической идентичности.

Вкратце суть происходящего можно охарактеризовать как превращение русских из народа для других в народ для себя

. Столь радикальная трансформация, знаменующая разрыв с почти пятивековой отечественной традицией - несравненно более фундаментальное и важное по своим стратегических последствиям изменение, чем политические и экономические пертурбации последних полутора десятков лет. 

Дополнительный драматизм революции идентичности придает то обстоятельство, что в структуре самой этнической идентичности биологической принцип («кровь») начинает играть все более весомую роль. 15 % респондентов по стране и 21 % в Москве и Петербурге считают, что только русские по крови могут называться русскими. Хотя «почвенное» - историко-культурно-лингвистическое - понимание русскости по-прежнему превалирует (его разделяет от 60 до 80 % опрошенных[442]), отечественное общество все больше занимают «вопросы крови». Это следует хотя бы из того, что в фокусе русской этнофобии оказались именно визуальные меньшинства, то есть такие, которых отличает от русских неславянская внешность, чужая «раса».

В старших возрастных группах манифестации национализма и расизма в значительной мере нейтрализуются восходящим к Просвещению советским наследием. Но в молодежной среде (причем вне зависимости от социального статуса и уровня образования) отчетливо наметилась тенденция перехода от традиционной для России культурной к биологической матрице этничности. И это значит, что внутри революции – этнизации русского сознания – таится еще более радикальное начало. В общем - традиционная русская матрешка, образы которой, правда, зловещи, а не жизнерадостны.

Нельзя не задаться вопросом о причинах происходящей революции. Хотя возможность этнизации сознания заложена в самой природе человека, из этого вовсе не следует неизбежность ее реализации, должны быть какие-то причины и обстоятельства, активизирующие этнический пласт сознания, выводящие его на передний план. По ходу этой главы и книги в целом я уже указывал их в разрозненном виде, а сейчас сведу воедино.

Самой общей предпосылкой этнизации сознания послужил всеобъемлющий кризис витальной силы русского народа. Причем наиболее важен не экономический или социальный, а именно психологический, ментальный аспект переживаемой ситуации. Впервые за последние пять столетий национального бытия русские почувствовали (но до конца еще не осознали!) себя слабым и неудачливым народом. У них появилось тягостное чувство, что карты истории на этот раз легли для России неудачно. Это ощущение тем более драматично и беспрецедентно, что на протяжении последней полутысячи лет русские являли собой один из наиболее успешных народов мировой истории.

Ощущение неудачи  приобрело характер трагедии, когда на глазах русских и при их молчаливом согласии распалось великое государство – Советский Союз, которое они небезосновательно считали своей Родиной. Миллионы людей в одночасье потеряли скромный достаток и были ввергнуты в нищету; осмеянию и унижению подверглось все, что составляло предмет национальной гордости нескольких поколений; стала очевидной демографическая слабость русских. Убежав от империи, русские не приобрели уверенности, а наоборот, стали все более неуверенно чувствовать себя даже в собственном доме.

Этимология слова «фобия» - страх, ужас – точно фиксирует переживаемые русскими массовые опасения по поводу их вытеснения из привычного жизненного пространства, трансформации традиционной социокультурной среды обитания, этнической конкуренции в экономике и на рынках труда. Русские испытывают глубокое беспокойство в связи с утверждением «чужаков» в коренной России. Это подлинно чужие – чужие от внешности до манеры поведения, чья биологическая сила контрастирует с русской демографической слабостью, которые не поддаются ассимиляции и в перспективе массового сознания ассоциируются с преступностью и терроризмом.