Мои руки задрожали, и я прижал их к ее бокам. Прежде чем я успел остановиться, я прижался губами к ее губам. Она без колебаний поцеловала меня. Когда я потребовал контроль, она отдала его мне. Ее губы были пухлыми под моими, и они приоткрылись, когда мой язык провел по их контуру.
«Мария. Я собираюсь положить этому конец, — прорычал я в наш поцелуй.
«Как?» — спросила она, когда мы отстранились. «Как ты закончишь эту игру?»
«Я владею этим клубом. Я могу закрыть его, когда я, блять, захочу, — прошипел я сквозь зубы.
Мария посмотрела на мое признание с грустью. Ее плечи опустились. «Это так просто?»
Нет, не просто. И она знала, что этого не произойдет. Осознание этого тяжким грузом ложилось на нас. Но опять же, я был гребаным королем. Мои слова были законом. Я бы так или иначе нашел способ все это разрушить. Придется ли мне по пути создавать новых врагов, меня не волновало.
Нежное прикосновение Марии к моим щекам вернуло мое внимание к ней. «Лев. Я не хочу, чтобы ты прекращал это, потому что ты
Я крепко сжал ее челюсть. «Я эгоист, Мария. Я думаю о себе, не думая о последствиях своих действий. Я поступаю ради себя. И «Роялист» — результат этого. Я никогда не думал о том, что происходило за кулисами. Блять, я почти не хожу на аукционы или какие-либо мероприятия. Им управляет Валентин, и я знаю только о деньгах, которые попадают на мой банковский счет. Для меня все остальное не имело значения. Я предпочел оставаться слепым ко всему остальному. Но Ангел, я больше не могу оставаться слепым. Не сейчас, когда ты в моей жизни. И особенно когда я надеюсь, что ты будешь со мной, рядом со мной… до конца моего гребаного существования».
Ее губы приоткрылись, и она вздохнула, тихий вздох вырвался из ее горла. «Но…»
«Ты права. Я делаю это, чтобы дать тебе покой. Но я также делаю это, потому что никогда не должно быть другой Марии или Софии, связанной с именем моей Империи».
При упоминании Софии Мария вздрогнула, и выражение ее лица стало болезненным. Ее ногти впились мне в плечи, и она посмотрела вниз. Удрученное выражение ее лица заставило меня слегка встряхнуть ее. Я приподнял ее лицо и удержал там.
«Не отворачивайся от меня. Не прячься».
«Я убила ее…» — прошептала она. Хрупкая душа. Уязвимое сердце. Сломанный Ангел.
«Ты освободила ее».
Ее глаза расширились, и она подавила рыдания, качая головой, отказываясь принять мои слова. «Нет. Я убила ее. Она была бы жива, если бы я не…»
«Она была бы рабыней. Она была бы…
«Перестань думать об этом с твоей точки зрения. Подумай об этом с ее. Черт. Она, наверное, благодарит тебя с небес.»
Мария наклонилась вперед и обняла меня за шею, зарывшись в нее лицом. Она громко рыдала без всякого беспокойства. «Больно, Лев. Это очень ранит. Я скучаю по ней. Я соскучилась по моей маленькой принцессе. Все, что я вижу, это ее кровь. Ее шея… Боже мой. Я не могу перестать это видеть. Снова… и снова в своей голове».
Я держал ее, снова дрожа от ярости. Но Марии не нужно было думать о кровопролитии прямо сейчас. Ей не нужно было знать, что я думал о том, как превратить почву аббатства в темно-красный цвет, когда внутренности тех мужчин будут вырваными лежать на земле, прямо там, где София сделала свой последний вздох. Я собирался повесить каждого из них за гребаный кишечник.
Это будет позже.
Когда ее рыдания превратились в истощенную икоту и тихие вздохи, она отстранилась. Ее глаза были остекленевшими, и я видел в них выражение. Отчаянную потребность. Не похоть. Нет, не то. Это было что-то более глубокое. Что-то гораздо большее.
Прямо сейчас мой Ангел нуждался во мне, чтобы я обнял ее и унял ее боль. Стёр все плохие воспоминания и заменил их новыми. Нашими воспоминаниями. Хорошими. Счастливыми. Мария не заслуживала меньшего.
«Заставь меня забыть, Господин. Заставь все уйти. Пожалуйста.»
«Мария», — начал я, но она оборвала меня.
«Пожалуйста.»
Наши губы снова нашли друг друга, и она качнулась ко мне. Я чувствовал, как моя длина затвердевает, и она ахнула у моих губ, прежде чем застонать, когда я прижался к стыку ее бедер именно там, где она нуждалась во мне.
Мои пальцы обвились вокруг ее шеи, держа ее в своих руках. Ее глаза закрылись, и она сдалась моему прикосновению. Мой большой палец прошелся по краю ее ключицы, и я исследовал тонкие линии ее горла. Когда мои губы добрались до пульсирующей вены, она запрокинула голову и вздохнула одновременно с удовольствием и облегчением.