Пульсации в правом виске напомнили март, когда он казался себе сверхпрочным мазохистом, наркоманом боли. Горстями ел прописываемый врачом трамал, но с тем же успехом можно было есть карамельки. Боль не уходила, она только становилась злее и агрессивнее. В апреле он перешел на «бушмиллс», и удивительно, но алкоголь помог. Сейчас Марк понимал, что пять упаковок контрабандного ирландского виски, купленного прямо в порту через знакомого докера, помогли ему продержаться всю весну. Не рехнуться от боли, физической и душевной. Виски и «Доктор Хаус». Когда Марк работал, времени на телевизор, и тем более на сериалы, у него не было. Весной же, в тридцать четыре года уволенный по состоянию здоровья, брошенный женой, просыпавшийся ночью, чтобы проглотить сто граммов «бушмиллс», и еще со ста начинавший утро, Марк запоем смотрел «мыло», где колченогий врач-мизантроп разрушал свою жизнь, пил, принимал наркотики, издевался над коллегами и мимоходом и с пафосом лечил больных. Телереальность и алкоголь заменили Новопашину настоящую жизнь, где приходилось бриться, принимать душ и идти в магазин или на прием к врачу. В ней из всех коллег звонил и навещал только Миха Костров. В ней жена, с которой он официально еще не был в разводе, очень быстро переехала от мамы к сыну ее старинной подруги, жившему за городом в доме с гаражом на две машины. Когда Марк об этом узнал, он просто налил виски и подошел к окну. Выпил и налил еще. Вид из окна квартиры на трубы, атлантами державшие свинцовое небо, напоминал свалку. А сам Марк был космонавтом, которому предстояло в одиночку девять лет лететь до Плутона.
Так продолжалось до начала июня, когда в конце рабочей недели к нему заехал Миха, уставший после тяжелой смены в отделе.
— По крайней мере тебе не нужно проходить переаттестацию, — сказал он в дверях. — Марка, если не напиться в вечер пятницы, то я уж и не знаю…
Напиться — к этому Марк относился положительно. Он направился в комнату, где достал бутылку из последней коробки с тремя нарисованными на картоне перегонными кубами. На кухне выпили по одной, а потом оказалось, что под словом «напиться» Миха имел в виду не кухонные посиделки, а рейд по городским барам.
— Зажечь? — переспросил Марк. — Думаешь, я к этому готов?
— Готов ты или нет — мне по хрену. Тебе сейчас это нужно. Считай, это рекомендация врача. Алкотерапия.
Костров заставил Марка переодеться. Шмотки, грязные настолько, что, того гляди, — встанут и уйдут, полетели в стирку. Марк влез в почти чистые джинсы, надел кофту из магазина дешевой скандинавской одежды. На кофте победно вскидывал вверх руку Рокки Бальбоа.
Они начали в пабе в трех кварталах от его дома, потом взяли такси и поехали в центр. От проблем на входе в дискобары их избавляла раскрываемая перед носами охранников Михина корочка. Марк ощущал себя Робинзоном, попавшим с необитаемого острова восемнадцатого века на церемонию вручения «Оскара». Диджеи играли такую музыку, что он даже не мог понять, как под нее двигаться. Девушки, пьяные и веселые, через минуту после знакомства переходили на «ты» и раздавали недвусмысленные авансы. Освещение делало их всех неотразимыми. Ноги прилипали к полу. В одном месте в туалете, прямо у раковин, с пальцев вбахивали порошок, а в дальней кабинке громко занимались сексом, и Марк не поручился бы за то, что это разнополая пара.
— Марка, ты куда пропал? — орал ему с танцпола Миха со стаканом в руке. Свободной рукой он обнимал хихикающую девушку в коротком платье. — Смотри, какая крошка! — и обращаясь к ней: — У тебя нет подружки для моего товарища?
Подружка у крошки нашлась. У нее были каштановые волосы, длинные ноги и грудь четвертого размера, которой она прижималась к Марку во время танца. Улыбаясь, девушка показывала крупные лошадиные зубы — и это как-то привело его в чувство, вернуло в реальный мир. Он практически вырвался из объятий ее тонких, как спицы, рук, сбежал на улицу, сел прямо на поребрик в десяти метрах от дверей клуба и опрокинул в себя пятьдесят скотча. Люди, тусующиеся на тротуаре у этого и соседних клубов, готовые ехать хоть к черту на кулички — только плати, — бомбилы поодаль, звон стекла, бьющегося об асфальт и о стены, — вся атмосфера напомнила ему «Blade Runner» Ридли Скотта с поправкой на наступившие белые ночи.
— Ты куда опять делся? — появился рядом Костров. — Марка, такие телки!.. Пойдем к ним!
Он помотал головой. Несколько секунд Миха смотрел на него, потом молча ушел в клуб и скоро вернулся с новыми порциями алкоголя. Сел рядом и протянул Марку стакан из толстого стекла, в котором плескалась золотистая жидкость.
— Я тут подумал, — сказал он. — Ну, с головой у тебя не все в порядке. А между ног-то как? Все в норме?
Марк усмехнулся, кивнул. Миха засмеялся, обнял его за плечо.
— Самое главное, мужик! Самое главное! А то ты меня напугал… Я понял тебя. Мне уже все равно, я бухой, а ты трезвее и видишь, какие тут коровы. Ни одной симпатичной, мать их. Я прав?
Они чокнулись и выпили. Поставили пустые стаканы перед собой на асфальт.