В минимаркете, который держала семья армян, он на какое-то время замер перед полками с молочкой. Хотелось чего-то натурального, а не просто веселых коров на упаковке. После нескольких минут мучительного выбора с литровой коробкой пастеризованного молока в руке подошел к кассе. В углу возле кассы стояла сваренная из прутка-«десятки» клетка, уменьшенная копия тех, где подсудимые ожидают приговора судьи. На запирающейся на замок дверце — табличка с надписью: «Я хотел украсть в этом магазине, а теперь сижу и жду полицию». В клетке стояли ящики с яблоками. А на кассе работала девчонка с района, с которой одно время встречался Пряник. Как ее звали, Жека не помнил.
— Приветик, — сказал Жека, ставя на кассовую ленту молоко.
— Приветик, — улыбнулась девушка.
— Давненько тебя не видел.
— Я в Турцию с подружками летала.
— В Турцию? Клево!
— Да, очень понравилось. Море там такое…
— Ага… Еще пачку «Петра», пожалуйста… Загар тебе очень идет… Турки, наверное, за тобой там только и пришлепывали, да?.. А я так все лето в городе проторчал. Хорошо, хоть кондиционер дома поставил… Да не надо копеек… Слушай, а что, яблоки хотели украсть? Утку?.. Ага, пока.
Проклятый светофор, похоже, на неопределенный срок завис на красном. А машины уже летят — так, что и не перескочишь. С покупками в руках Жека стоял у пешеходного перехода. Почему-то загорелая кассирша напомнила ему вчерашнюю новую знакомую. Ее злые, как пластинка «Prodigy» «The Fat of the Land», глаза и насмешливая улыбка, сраными любовными пулями пробивающая его тело. Ну и угораздило же!.. Жека шагнул на дорогу и очнулся от резкого визга тормозов. Дымя резиной, перед ним остановилась черная «мазда». Жека запоздало отскочил обратно на тротуар, а водитель — похожий на банковского клерка и примерного семьянина немолодой шпак в пиджаке — опустил стекло и испуганно заорал ему:
— Ты охренел под колеса лезть?
— Извини, мужик, — примирительно помахал Жека свободной рукой. — Задумался. Влюбился тут в одну козу… Молока хочешь?
— Влюбился он, — проворчал водитель и дал по газам.
Повезло еще, что у кекса хорошие реакция и тормозные колодки, а то бы сейчас укувыркался весь переломанный за сто метров и валялся бы, пока ангелы не ухватили бы за капюшон и не потащили к себе на небо.
Во дворе Восьмибитный с Галстуком общались с Валерием Ивановичем — старичком, всю жизнь проработавшим слесарем на Кировском заводе, но теперь почему-то втиравшим, что он был запасным в Отряде космонавтов. Этот с удовольствием послушает Восьмибитного про марсианскую экспедицию. Галстук подался было к Жеке, но хозяин дернул поводок назад. Жека поздоровался с Валерием Ивановичем и протянул Восьмибитному (кажется, его Толиком зовут?) пачку «Петра».
— Э… Спасибо, — сказал тот.
— Я говорю, что нужно бросать курить, а ты ему отраву в рот суешь! — крикнул вслед Жеке бывший слесарь-космонавт и уже тише, отвернувшись: — А ну-ка, дай и мне… У-у-у, хороший пес…
— Жек! — окликнул его кто-то у самых дверей подъезда.
Он обернулся. Горец — высокий, выше даже Восьмибитного — бывший Жекин одноклассник, живущий в их доме. Скуластый, патлатый, в камуфляжных штанах, с рюкзаком за спиной. В руках он держал выкованную из серого блестящего металла розу.
— Здоров!
— И тебе! Ты куда это таким садовником?
— К Полинке. Хочу ей розу подарить, позвать в киняшку… Пропустишь, чтобы не звонить по домофону? Сюрприз устрою.
— Давай, — Жека придержал дверь, пропуская Горца. — Где такой цветочек миленький взял? С кладбища упер?
— В кузне выковал. Ароныч немного подмог, а так — сам… Нравится?
— Главное, чтобы Полинке понравился, — дипломатично увернулся от ответа Жека.
— Но оригинально ведь, да? Намекает на мои к ней железные чувства, все такое…
— Это точно. Только в вазу не ставьте — разобьете еще или хрусталь поцарапаете. И роза заржавеет… Как чувства…
— Если выгонит, я к тебе зайду, можно? — сказал Горец в спину поднимающемуся на этаж выше Жеке. — Заодно книжку отдашь.
— Какую? — не смог вспомнить Жека.
— Про пороховых магов. Уже год, как читаешь.
— А, если год, тогда прочитал, наверное.
Дома сразу, пока не забыл, Жека поискал книгу. Не нашел. Про пороховых магов? Он не помнил, чтобы читал такое. Ладно, потом найдет. Горец все равно не зашел.