Читаем Кровь на полу в столовой полностью

Он не умер. И что вместо этого. Жуть что вместо этого. Жуть что вместо этого.

Кто-то должен был умереть. Может, бабушка, но это уже и не важно.

А потом все поняли, что это правда. Она его мать упала из окна на цементный пол и после этого не знала, не больше чем другие, что было до этого.

Через пять дней она была мертва и каждый говорил что она ходила во сне. А ходила она во сне.

Когда-нибудь вообще ходила во сне. Кто-нибудь вообще ходил когда-нибудь во сне. Куда она ходила. И кто это что она вообще ходила. Кто это. Кто кого пытал.

Лиззи ты не возражаешь.

(1937)


notes

Примечания


1


В оригинале — слово Everyman, которое в английской литературной традиции выводит на богатый аллюзивный ряд. Именно так называлась самая известная из всех англоязычных средневековых пьес-«моралитэ», протагонист которой проходил путь от самодовольства и самоуспокоенности, через страх и отчаяние перед лицом смерти к христианскому смирению, которое открывало ему дорогу к искуплению. Из всех возможных спутников на жизненном пути, с Эврименом, «Всяким» постепенно остается единственный верный попутчик — «Добрые Дела». Вторая корневая основа ключевого слова, — man, естественным образом не устраивала Гертруду Стайн, которая предпочла ему гораздо более бытовое Everybody, заменив таким образом — в буквальном переводе — «Любого мужа» на «Любое тело». (Прим. перев.).

2


Внебродвейская театральная культура возникла в Нью-Йорке после Второй мировой войны — как альтернатива чисто коммерческому и развлекательному Бродвею, что, собственно, следует из самого названия. Делала ставку на элитную и/или радикально настроенную публику. Сейчас существует порядка двух десятков Off-Broadway theaters, большая часть из которых уже давно превратилась во вполне успешные с коммерческой точки зрения предприятия. (Прим. перев.).

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза