Вернулись в Ленинград. А когда Лизончику исполнилось пятнадцать – тут хоть караул кричи! Женихи проходу не давали, совсем. На улицах приставали, в трамвае. Стихи посвящали, цветы под дверь. Был один, Вася, сосед. Из петли вынули – так любовь к Лизке скрутила. Кошмар! Папочка тогда к Васькиным родителям ходил, извинялся. Потом был грузин один, Иосиф. Красивый такой, волосатый. Богатый! На своей машине ездил. Сынок какого-то важного чина. Свататься к папе ходил, Лизкину руку вымаливал. Отказали. Говорят, начал пить. Может, слухи – больше его не видели. Ну, после отказа.
А Лизка, дурочка, все глазками хлоп-хлоп, на ресницах чернючих слеза, точно бриллиант, дрожит, переливается.
– Папочка! Не отдавайте меня! Умоляю! Не хочу замуж. То есть – вообще не хочу.
И папа ее послушался. Потом было много еще женихов – никто этой крале не подошел. Ну, так и осталась – в старых девах. То есть буквально. В прямом смысле. Ни одного любовника за всю жизнь. Ни одного! Лида тогда, в пятидесятых, встретила Алексея и с ним в Москву укатила. Все как положено – влюбилась, вышла замуж, родила первую дочку. А Лизка осталась в Питере. За родителями, правда, ухаживала хорошо. Досталось ей сильно – мама долго болела, и папа не отставал. Но – даже к ее сорока попался жених – приличный, надо сказать, человек. Хирург, вдовец. Мамочке операцию делал. Ну и влюбился в Лизку. Замуж позвал. А она – опять ни в какую: «Куда мне замуж на старости лет? Я ведь привыкла одна. Да и родители – кому нужны чужие старики? Как я брошу родителей?»
А что родители? Мамочка ее умоляла: «Лиза, соглашайся! Мы ведь уйдем – останешься на свете одна! Сестра не в счет – у Лиды семья, трое детей. Да и в разных вы городах!»
Нет, не согласилась, упрямая. После смерти родителей приехала к Головановым. Только… Алеша ее не очень здорово принял. Невзлюбил. Раздражала она его страшно. Своими привычками холостяцкими, эгоизмом. Восторгами своими дурацкими: «Ах, какая погода – воздух можно резать ножом!», «Какой прелестный роман!», «Чудесный фильм, я всю ночь прорыдала!».
А чтобы помочь сестре – так этого нет. Лида бьется на кухне, сад, школа, уроки, уборка. А эта фифа – в руке роман, в глазах слезы. Ну, и кто это выдержит?
Лида злилась, но терпела – из благодарных была, добро помнила. Как Лизка за родителями ухаживала. Ни разу помощи не попросила – а ведь могла!
Да ладно, что говорить. Давно все в прошлом. Уехала Лизка обратно в Питер через полгода.
«Я здесь лишняя, – тихо сказала, потупив небесные очи. Ну и никто ее не отговаривал – и вправду, мешалась, и раздражала, и лишние хлопоты. – Я лучше буду к вам в гости ездить. Ну, или вы ко мне. Дети должны увидеть наш город, Лидочка! Музеи, парки, дворцы».
Все правильно, да. Однажды отправила Лида Димку с Ниной на школьные каникулы к тетке.
И что? Через три дня они заныли: «Мама, хотим домой! Иначе умрем от голодной смерти. Или от теткиной культурной программы. Замучила нас! Хотим во двор, к телевизору (у этой дуры даже телевизора нет, представляешь?) и твоего борща с котлетами!»
Потом, спустя сколько-то лет, Леше дали участок. Место гиблое, Шатура, торфяники. Но – бесплатно. Пришлось осваивать – куда деваться, дети. Нужен воздух! За лето в городе совсем дуреют.
Поставили вагончик и сколотили будочку туалета. Колодец – за два километра. Электричества нет пока, но все равно красота! Лес вокруг, елки, березы! Пруд совсем рядом. Ребята на улице, домой не загонишь. Счастливые, загорелые. Леша в Москве – работа. А она, Лида, опять в борьбе – завтрак, обед, ужин. Постирать, прибраться, воды натаскать. Затеяла еще огород – дура городская. Ничего не растет, ничего! Даже укроп и лук над ней насмехаются. А она – упорная – не сдается. Торчит кверху задом все лето.
В августе приехала Лиза – «подышать свежим воздухом». Вышла из такси (!) и скривила личико:
– И это ты называешь дачей?
Стоит, чуть не плачет. От разочарования. Думала, наверное, что тут ей курорт. Ха-ха.
Леша смеется:
– Получай помощницу!
Издевается. А эта стоит – белая кисейная юбка, полотняный жакетик, шляпка и зонт – в смысле от солнца. Умора!
Лида в калошах резиновых и в Лешиных старых портках – дачная форма.
Ну, деваться-то некуда. Такси – тю-тю! Тут же сбежало.
А эта села на стуле, складочки на юбке расправила.
– Лидочка! А где моя комната?
– В Ленинграде, – буркнул хозяин.
Лиза скривила ротик.
– Лешечка! Ну зачем же вы так?
Лида тоже на него цыкнула – что теперь копья ломать? Мадемуазель прибыла, остается только одно – все это
Ну а дальше, конечно, смех. Комната-то в вагончике одна! Дети на раскладушках, они с Лешей на старой тахте. Холодильник – старенький «Саратов» – дребезжит, как сбесившийся.