Полина ДАШКОВА

КРОВЬ НЕРОЖДЕННЫХ

Глава 1

Она проваливалась в бесконечную черную муть. Звенело в ушах, тело не чувствовало никакой опоры. Она не могла понять, лежит она, или сидит, или вообще висит в воздухе, и это тошнотворное ощущение невесомости показалось знакомым. Так бывало в детстве, когда перекачаешься на качелях и, спрыгнув, не чувствуешь под собой твердой земли, пытаешься заново собрать вокруг себя пространство, а оно разваливается на куски…

С трудом разлепились отяжелевшие веки. По глазам резанул холодный люминесцентный свет. Она пыталась сообразить, где находится, но не могла. Наконец сквозь звон в ушах различила голоса.

Разговаривали две молодые женщины:

– Слушай, если ее надо к искусственным готовить, зачем столько промедола вкололи? Она так до утра проспит.

– Подождем еще немного и будем будить.

– А показания-то какие у нее?

– Откуда я знаю? То ли мертвяк, то ли урод. Тебе-то что?

– Ну, так… Интересно. Жалко ее. Оксан, а можно я плод послушаю?

– Да брось, нечего там слушать.

– Мне практика нужна.

– Ну, валяй, послушай, если охота. Когда подошли к койке, женщина лежала с закрытыми глазами и не шевелилась. Она почувствовала, как откинули одеяло. Несколько секунд было тихо, ей стетоскопом прослушивали живот.

– Оксан, а ребеночек-то живой! Сердцебиение нормальное, сто двадцать. Сама послушай!

– Делать мне нечего! Мало ли – живой. Они на таком сроке часто живыми рождаются, даже пищат, ручками-ножками дрыгают. Потом-то все равно умирают.

– Может, и не надо искусственные делать? Женщине тридцать пять как-никак.

– Вот именно, тридцать пять. Старая первородящая это называется. У таких и получаются уроды.

Ее легонько похлопали по щекам.

– Женщина, просыпайтесь! Она не шевельнулась.

– Оксан, пошли пока чайку попьем, пусть поспит.

Ее укрыли одеялом, задвинули ширму и отошли.

– Ты, Валя, не лезь куда не надо. Ты свою практику отбомбишь, и гуд бай. А мне отсюда деться некуда. Сколько здесь, сестрам нигде не платят.

* * *

Она полностью пришла в себя. Она, Лена Полянская, так испугалась, что дурноту как рукой сняло. Когда шаги сестер стихли, она быстро соскочила с койки и выбежала за ширму.

Это была не палата, а что-то вроде кабинета: стеклянный шкаф с инструментами и лекарствами, банкетка, обтянутая клеенкой, письменный стол. На столе стояла ее сумочка, на спинке стула висел зеленый хирургический балахон. Схватив сумочку и балахон, Лена выглянула в коридор. Там было пусто. Прямо напротив она увидела приоткрытую дверь, на которой был нарисован бегущий по ступенькам человечек: запасной выход. Лена быстро побежала вниз по лестнице.

Было темно и тихо. Босые ноги не чувствовали холода, а сердце колотилось так, что казалось – сейчас разорвется. На бегу она окончательно пришла в себя.

Пробежав несколько этажей, Лена остановилась перевести дух. «Куда и зачем я бегу? – подумала она. – Сейчас я выскочу на улицу в таком виде – и что дальше?»

Уже спокойно пройдя несколько ступенек, она посмотрела вниз и увидела поблескивающую в темноте цинковую дверь. За дверью был подвал.

Когда медсестра Оксана Сташук и студентка-практикантка Валя Щербакова вернулись, койка была пуста.

– Ну вот и хорошо, – сказала Оксана, – больная сама проснулась. В туалет, наверное, пошла. Сейчас вернется, начнем готовить.

– Оксан, давай все-таки погодим капельницу ставить. Пусть врач еще разок посмотрит.

– Валя, прекрати! Надоело! Тебе заново все объяснять, да? – Оксана посмотрела на часы. – Она у меня должна уже пятнадцать минут под капельницей с окситоцином лежать.

В кабинет вошел высокий мужчина в белом халате и марлевой маске.

– Ну, девочки-голубушки, как наша роженица? – бодро спросил он.

– Вы меня, конечно, извините, Борис Вадимович, – густо покраснев, начала Валя, – но я тут плод прослушала, у него сердцебиение нормальное, и двигается он. Вы бы сами посмотрели, а потом уж стимуляцию назначали.

Ординатор Боря Симаков смерил маленькую, кругленькую практиканточку таким взглядом, что другая на ее месте провалилась бы сквозь землю. Но Валя продолжала:

– Я, конечно, понимаю, вам за это ничего не будет, но нельзя же…

Тут Борис Вадимович не выдержал:

– Ты, сопля зеленая, куда лезешь? Ты сюда зачем пришла? Работать нас учить?! Я тебе устрою практику! Оксана! – резко развернулся он к медсестре. – Ты капельницу поставила или нет?

– Нет, Борис Вадимович, больная спала. Как я буду ее, спящую, обрабатывать?

– А что, разбудить нельзя было?

– Будили. Она же под промедолом, – оправдывалась Оксана, подойдя к Симакову поближе и коснувшись его упругой грудью. – Вы только не волнуйтесь. Она уже сама проснулась. Сейчас начнем.

– Ладно, девицы. Не тяните только, – смягчился врач, – а ты, колобок, – он снисходительно потрепал Валю по круглой розовой щеке, – лучше песенки не пой, а то лиса съест.