Невысокий человек в темном плаще с непонятными узорами понизу стоял спиной к Леки у высокого стрельчатого окна без стекол, так что редкие снежинки, порхавшие в воздухе, время от времени залетали внутрь и таяли на мягких шкурах у его ног, не смея пасть, однако, на него самого. Ни на одеяние, ни на длинные темно-русые волосы. Леки стоял так близко, что мог бы коснуться его спины, если бы захотел. Но он не смел. Казалось, вокруг него… невидимый доспех, панцирь, сплошная стена, хотя, кроме воздуха, между ними больше не было ничего. Из-за его плеча Леки мог разглядеть Далекие горы, громаду которых не мог скрыть тот редкий снежок, что сеялся из низких туч. И впереди – насколько хватало взгляда – холмы, покрытые слегка заснеженным лесом, необычным на вид.
Незнакомец, похоже, рассматривал горы, пальцы его правой руки задумчиво барабанили по цветному камню, которым был облицован внизу оконный проем. Тонкие, нервные пальцы. Вокруг не было снега, даже капель, словно снежинки не долетали до них, упираясь в незримую преграду. Зато Леки хорошо разглядел тяжелый серебряный перстень-печатку на указательном пальце. Его поверхность была покрыта теми же узорами, что и на плаще. Проклятье, Леки слишком далеко стоит. В центре… там, на печатке, определенно виднелась буква или несколько. Сразу не разглядишь, так похожа она на тот же узор. Леки все глаза проглядел, пытаясь разобрать. Хотя спроси его, зачем, почему это так важно, он не смог бы ответить. То ли «Б», то ли «В», то ли Ф», то ли… Вот бы пальцы незнакомца хоть на мгновенье замерли! Но нет, они только быстрее заработали. Внезапно он обернулся, и Леки отнесло от него в дальний угол небольшой залы.
Если бы Леки в действительности отлетел так далеко, да еще с такой силой, от него вряд ли бы что-нибудь осталось. Но Леки здесь не было. То есть он вроде был здесь. Но его здесь не было. Тут-то Леки и понял, что он снова видит сон наяву. Какая же теперь зима? Была весна, солнце светило прямо в оконце, вспоминал он. Еще вечером он лежал в маленькой комнатке, раненный. Он отодвинулся от стены, плохо почувствовав свое движение. Картинка заколебалась, и Леки испуганно уперся спиной о доски и замер, боясь потерять видение.
Он постарался снова расслабиться, как во сне, силясь разглядеть лицо незнакомца. Но то ли причиной была его неосторожность, то ли сам незнакомец, но лицо его все время расплывалось перед Леки. То оно виделось немного четче, а то превращалось в совсем размытое пятно. Хотя разглядеть его хорошенько вряд ли удалось бы. Густая окладистая борода ниспадала ниже ключиц, целиком скрадывая всю нижнюю половину лица и шею. Высокий лоб был, напротив, открыт, и поэтому лицо казалось совершенно неправильным, хотя ясно разглядеть его Леки так и не смог. Темные круги под глазами, видные даже сквозь размытость образа, указывали на то, что человек давно не спал или сильно изнурен. Леки не удивился бы, если б глаза незнакомца оказались темными, как ночь, как у всех ниори, которых юноше довелось до сих пор повстречать. Но сквозь пелену было все-таки заметно, что они не темнее, чем у самого Леки. Это не ниори. Кто же тогда?
Человек не зря так резко обернулся. В залу ворвались. Солдаты, да много, они быстро заполнили почти всю комнату. И последнее, что Леки видел, это как незнакомец сделал несколько шагов от окна к центру залы. И еще ему показалось, что на беспрестанно меняющемся лице незнакомца он заметил удивление. Или почувствовал. Как это объяснить? Солдаты… В комнате потемнело, похолодало, и Леки почувствовал, что вываливается из этого сна наяву. Картина погасла, и как Леки ни жмурился и ни пытался расслабиться еще раз, виденье не возвращалось.
На губах остался привкус металла, хотелось пить, отвратительно ныл висок. Раньше, во сне, смотреть картины было не так неприятно. Как обычные сны. Просыпаешься, и все в порядке. А теперь… и не разберешь – во сне, наяву ли… Он потянулся за кувшином с водой. Опять глухо заныл бок. Он сдвинулся, чтобы не тянуться руками так далеко, и, видно, из-за лишних движений голова закружилась, и Леки снова вжался в доски за спиной, пережидая это состояние. Но вместо того, чтобы прекратиться, кружение только усилилось, пятна света замелькали перед глазами, ноющий висок принялся пульсировать, и, потеряв всякое понятие, где он находится, Леки… очутился перед избушкой Виверры. Она сейчас была такая же, как много лет назад, не покосилась, не развалилась. Словно никуда Виверра и не исчезала. Вот-вот выйдет из…
Старая знахарка в своем бессменном белом платочке показалась в дверях. Беспокойство явственно отражалось на ее лице. Леки она словно и не видела. Он обернулся туда, куда глядела она. Эти двое, видно, только что вышли на полянку и теперь спорым шагом приближались к старушке. Они шли прямо на Леки, и он невольно посторонился, давая им дорогу, хотя уже понимал: вряд ли он послужит для них преградой. Его здесь нет. Но мысленно он тут, он видит все.