Кровь первая. Арии. Они

Со стрелами Елейка тоже повозилась с полна. Не сразу получилось. Даже когда приноровилась, нет-нет, да испортит. Но Елейка, девка, упёртая оказалась, до безобразия. Все этому её качеству в поселении просто дивились. Что в башку вобьёт, даже казалось не выполнимое, эту башку себе расколотит, но сделает. Стрелы они с Неважной мастерили без наконечников. Нет, Неважна конечно знала, что такое наконечник и какие они бывают из чего делаются, но сама их делать не умела. А зачем? Она же охотница, а в охоте эта хрень была не нужна. Она ж стреляла то в глаз, то навылет через сердце, а наконечник при таких делах был не только не нужен, но и вреден. Застрянет в туше такой вот и мучайся потом, выковыривай. Поэтому стрелы делали они гладкие, без извращений. А вот когда пришла пора Елейке стрелку себе рожать, то Неважна удивилась и восхитилась ею одновременно. С первого раза, да так легко и просто у неё это получилось, что аж позавидовала, но по белому. Как только стрелка получилась, Елейка тут же, по настоянию Неважны, опробовала её и чуть не описалась от восторга. Поворачивать она ей ещё не могла, не получалось, но пуская стрелку прямо в небо над собой, где поднимаясь ввысь, она там сама переворачиваясь, летела вниз, втыкаясь в землю. Ни с чем не сравнимое ощущение свободного полёта, когда твои вторые глаза не острие стрелы. Захватывало дух до табуна мурашек по всему телу, вызывая невообразимый восторг. Елейка безостановочно игралась, визжа от экстаза, пока не надоело, но не ей, а Неважне. Тут же попробовали ещё одну родить, но на этом халява закончилась. Сколько Елейка не старалась, сколько не тужилась, ни в какую. Приняв объяснение Неважны о том, что для второй стрелки нужно там в себе что-то накопить, она со спокойной душой оставила эти потуги и с не меньшим упорством взялась за учёбу в стрельбе. Она мучила свой лук с утра до вечера каждый день. Даже когда сначала от этих занятий всё тело болело так, что руки было не поднять. Сжимала зубы и превозмогая боль стреляла, стреляла, стреляла. Она так увлеклась, что на какое-то время забыла про своего Злыдня, хотя ей в этом отлично помогла Неважна, тем, что именно в эти первые дни она как раз больше времени проводила с Елейкиным конём. Злыдень её принял, как безысходность. Сначала было брыкался, ну, в смысле выражал не очень тёплое расположение, относительно подруги хозяйки, но со временем привык, тем более хозяйка его занималась непонятно чем, только не им, а после того, как Неважна смастерила ему шкурную одёжу на спину, которая крепилась широким поясом на груди и под брюхом, даже зауважал и без всяких, позволил ей на себе покататься.

Частенько возле этой парочки крутилась Голубава. Так, ходила, смотрела, делала не навязчивые комплименты, хвалила и как бы само собой разумеющееся, не навязчиво давала советы. Эти советы казались настолько дельными, что девки их с охотой принимали. Именно Голубава придумала повесить на сук травяной мешок и раскачав его на верёвке, предложила Елейке пострелять лучше в него, чем кору на деревьях дырявить, логично предположив, что зверь не будет стоять, облокотившись на берёзу и скрестив лапы, дожидаться, пока та прицелится и выстрелит. Елейка это новшество приняла сразу и поначалу никак в этот сраный мешок попасть не могла, даже стрелкой. Хотя зачем? Всё равно управлять не умела. А прибежавшая на эту новую забаву Неважна, воткнула в качающейся мешок пять из пяти, чем сильно разозлила Елейку. Злилась она, естественно, на саму себя и приложила всю свою упёртость до самого упора. Набегалась за стрелами, собирая их по всему лесу при неудачных выстрелах, по самое ни хочу, но уже через два дня явно удивила Голубаву, всадив в качающийся и вертящийся мешок четыре стрелы из пяти. Тогда Голубава тут же предложила ещё усложнить учёбу. Стрелять по тому же мешку, но двигаясь самой и стрелять на скорость. Задержать, например, дыхание и пока терпишь не дыша, весь запас стрел в туле израсходовать. В скором времени Елейка уже сама придумывала для себя трудности и уже стреляла стоя, лёжа, с колена, в прыжке, с кувырком и набегу и в конце концов уселась на Злыдня и стала стрелять с его спины на полном скаку: вперёд, с боков, с разворотов. В общем уже седмицу вполне уверенно ходила с Неважной на настоящую охоту, правда пешком, без Злыдня и у неё не плохо получалось. Ни так, конечно, как у Неважны, но тоже с голоду бы в лесу не умерла бы.

К этой троице пристроилась и Хохотушка, которая наконец-то стала оправдывать свою кличку. Когда увлекалась и забывала о своей грёбанной жизни, то действительно хохотала по любому поводу, даже заливалась просто показанному пальцу. Говорила она быстро и постоянно очень эмоционально. Она изъявила желание тоже научиться стрелковому делу. Неважна не возражала и тут же начала готовить вторую ученицу. Только Голубава почему-то отказалась от этого дела на отрез, заявив, что это не её.