Кровь Рима

Сунув свою войлочную шапочку в шлем и держа его под мышкой, Макрон проследовал по последнему отрезку пути и приблизился к командному пункту. Отряды иберийских копейщиков охраняли палатки и навесы, под которыми расположились Радамист и его ближайшие последователи. Копейщики пропустили Макрона через периметр, и он прошел к месту, где Катон сидел на табурете, наблюдая за происходящим внизу и делая записи на восковой дощечке. Он поднял голову, услышав, как калиги Макрона хрустят по зернистой почве. Его друг выглядел изможденным, подумал Макрон, его глаза были безучастны, а лицо покрыто пылью, осевшей в мельчайших складках кожи и шрамах.

- Господин, докладываю, что осадные механизмы готовы и нацелены на сторожку и стены по обе стороны, как ты приказал.

- А тела пленных?

- Разделали и вернули в город, как ты и хотел.

Катон почувствовал, как ожесточился тон его друга, и ровно спросил: - Ты не одобряешь?

- Не мне комментировать приказы, отданные мне моим командиром, господин.

Катон устало улыбнулся.

- Когда ты говоришь со мной так формально, я знаю, что ты не одобряешь.

- Ну, если не считать беспорядка, который они устроили на метательных ложах онагров, не говоря уже о необходимости избавляться от отходов, я не совсем уверен, что это принесло пользу. В конце концов, они пришли к нам, чтобы предложить помощь. Не их вина, что все пошло не так, как они планировали. Убив посланников и отправив их по частям к их семьям, я не думаю, что мы завоюем там большую поддержку. - Макрон ткнул большим пальцем в сторону Лигеи. - Горожане и раньше не очень-то жаловали своих парфянских гостей, а теперь мы дали им повод объединиться. Мне кажется, нам следует больше практиковать «разделяй и властвуй», если мы хотим, чтобы все закончилось как можно быстрее.

Катон молча выслушал его, а затем задумался на мгновение, прежде чем предложить ответ: - Уже слишком поздно для этого. Мы должны взять город сейчас. Мы не можем позволить себе оставить врагов на наших линиях коммуникаций.

- Какие линии коммуникаций? Мы здесь, господин, живем за счет земли. Наша лучшая надежда на успех – как можно скорее посадить иберийского парня на его трон. Эта осада приведет к потере времени и жизней. Каждый день, проведенный здесь, дает парфянам время подготовить оборону в Артаксате.

Катон задумчиво кивнул.

- Это один из аргументов. Но есть и другой. Когда знание о судьбе Лигеи распространится по Армении, я сомневаюсь, что у нас будут проблемы с другими городами, через которые мы пройдем.

- Это не то, что ты говорил мне вчера вечером, после разговора с Радамистом.

- Тогда я изменил свое мнение. Возможно, он все-таки прав.

Макрон заскрипел зубами. - Это не похоже на тебя, парень. Совсем не похоже. Это связано с тем, что случилось с Петиллием и его парнями, не так ли? Кровь за кровь?

Катон уставился в ответ.

- Разве есть что-то плохое в желании отомстить за своих товарищей?

- Многое, если это означает подвергнуть остальную часть колонны большему риску, чем уже был. - Макрон поднял руку и провел ею по волосам. - Слушай, я вижу, что это потрясло тебя, и, без сомнения, ты чертовски измотан. Как и все мы. Но ты должен сохранять голову и мыслить ясно. Ты, как никто другой.

Катон внезапно встал и посмотрел на Макрона, его голос напрягся.

- Ты забываешься, центурион Макрон. Здесь командую я. Я отдаю приказы. Я не обязан объяснять эти приказы никому, и уж тем более тем, кто служит под моим началом. Ты больше не будешь меня спрашивать, понял? Просто выполняй свой долг.

Макрон глубоко вздохнул, прежде чем заговорить.

- Катон… Господин, я знаю свой долг. Он состоит в том, чтобы служить Риму, служить офицерам, которых Рим ставит выше меня, и служить моим братьям по оружию. Я всегда был верен Риму... и самым близким моим товарищам и друзьям. Вот почему я говорю так, как нахожу правильным.

- Тогда, возможно, тебе следует говорить меньше, центурион, - резко предложил Катон.

Челюсть Макрона отвисла от удивления. Затем он встал во весь рост. - Это все, господин?

- Да.

- Тогда я вернусь в лагерь и назначу вечернюю стражу.

- Да, займись этим. Свободен.

Они обменялись формальным приветствием, затем Макрон развернулся и пошел прочь, к тропинке, ведущей вниз по склону холма. Его лицо раскраснелось от подавляемого гнева и обиды, что его взгляды были так грубо отвергнуты и осмеяны. В то же время он видел, что Катона снедает усталость, усугубленная потерей Петиллия и остальных. Катон был не в себе, решил Макрон, но он ничем не мог помочь своему трибуну, если тот отказывался от его советов и, что еще более показательно, от его дружбы.

***