Кровь Рюрика

Главой приказа назначить неведника Фёдора Ушакова, с назначением его командующим всеми Военно-воздушными силами армии и приданными к ним подразделениями.

Во исполнение программы строительства воздушного флота установить отвод земли в Рыбинском уезде Московской губернии под строительство воздушной верфи. Назначить шеф-директором верфи генерал-полковника князя Кропоткина, с окладом соответственно чину и выплатами по сводному листу.

Советнику личной канцелярии государя, княжичу Стародубскому быть при той верфи главным инженером и надзирающим за производством от канцелярии.

Главному казначею, действительному государственному советнику первого ранга князю Гагарину отпускать все положенные средства незамедлительно и в полном объёме, следя за расходом оных.

Писано лично государем Михайло III, им же подписано. 15 студеного 7358 года.

Стоя на мостике первого по-настоящему боевого дирижабля «Сокол», Горыня вполглаза наблюдал за скользящим внизу рельефом. Леса, реки и речушки, редкие деревни и совсем редкие города. Дежурный штурман отслеживал путь корабля по ориентирам и временами запрашивал верхнюю рубку, где штурман-наблюдатель измерял высоту солнца.

Во всю эту бодрую суету Горыня не вмешивался, хотя и являлся руководителем экспедиции. Но у корабля был свой командир – капитан корабля первого ранга Владимир Иванович Истомин[47], поднимавший в воздух самые первые летательные аппараты князя Кропоткина. Несмотря на службу по Военно-морскому приказу, он всегда живо интересовался летательными аппаратами и при этом был весьма грамотным инженером, помогая выявить ошибки в проектировании. Теперь же Истомин был полностью переведён в Управление воздушных сил и возглавил первый воздушный крейсер.

Вооружение на «Соколе» было, конечно, на порядок слабее, чем на любом из морских крейсеров, не говоря уж о линейных кораблях, но это если сравнивать лишь количество пушек и калибры. Пара автоматических тридцатилинейных пушек, восемь пятилинейных пулемётов и три тонны десятикилограммовых бомб делали его настоящим кошмаром для любого флота, учитывая, что палубы ещё никто не бронировал, а нескольких таких зарядов, рванувших внутри деревянного корпуса, было достаточно для утопления линкора. Кроме этого, на борту разместили три мины особой мощности, собранные Горыней вместе с советником Шембергом. К удивлению Горыни, взрывчатку в этом мире почти не использовали, предпочитая магически изменённый порох. Но при всей простоте технологического процесса было у пороха два очень важных недостатка. Нестабильный порох мог взорваться в самый неподходящий момент, детонировав от боевого заклинания, и он требовал огромное количество селитры, которую ещё не умели производить в промышленных масштабах.

Поэтому прописи производства тринитротолуола и гексогена стали для профессора настоящим откровением. Особенно последний, так как древесный спирт производился массово, а именно он и был начальной стадией синтеза гексогена.

Взрывателей Горыня поставил целых шесть штук, причём все различного типа действия, от механического до химического, и, несмотря на настоятельный совет Шемберга, не стал включать в схему магический активатор. Теперь дело было за малым: совершив огромный круг и обойдя Северную Европу, доставить подарок в Лондон.

Полугодовую подготовку к экспедиции он ещё долго поминал непечатными словами. Приказ государя, даже подтверждённый грозной бумагой и практически неограниченным финансированием, это было, конечно, важно. Но для того, чтобы приказ воплотился в жизнь, потребовалось много, очень много усилий. Отдельный патронно-снарядный завод, производивший боеприпасы для нового оружия. Фабрика по производству взрывчатки, нефтеперегонный завод, ткацкая фабрика и пусть маленький, но вполне производительный металлургический цех по выпуску алюминия. Да, печи с глинозёмом разогревались волхвами, трудившимися посменно, саму печь пришлось поставить на магическом источнике, но пять тонн в месяц цех давал стабильно. Затем из металла отливали нужные детали и после их магического упрочнения везли на участок сборки.