Кровь тамплиеров

– Тебе предстоит многому научиться у меня, – усмехнулся Гунн. – Пора привыкать к боли.

У меня такое чувство, что мы еще на некоторое время задержимся здесь, – вздохнул Цедрик. Он поставил автомобиль «Туарег» в самую удобную позицию, которая только была возможна: отсюда он мог постоянно видеть сквозь ветровое стекло все здание «Девины», в то время как его самого оттуда увидеть не могли.

Роберт вымученно улыбнулся.

– Тогда нам определенно потребуется более качественный кофе, – добавил он и многозначительно взглянул на пластиковый стаканчик в своей руке, откуда пахло водой для мытья посуды с легким кофейным привкусом.

Цедрик понимающе кивнул и состроил гримасу, объяснившую фон Метцу, почему он опустошил собственный стаканчик в несколько глотков: не потому, что кофе показался ему вкусным, но исключительно из-за повышенной нужды в любых возбуждающих средствах. Дело было в том, что они добрались до «Девины» примерно за час до начала нового дня, когда предыдущий день медленно, но верно близился к концу.

Перед белоснежным комплексом «Девины» несли дозор охранники, вооруженные автоматами Калашникова и с доберманами на цепочках. К тому времени, как прибыла команда фон Метца, охрана сменилась уже в третий или в четвертый раз. Свет заходящего солнца окрасил часть толстой каменной стены, окружавшей «Девину», в нежно-розовый цвет, возможно с некоторым безвкусно-сентиментальным оттенком. Роберт обязательно обратил бы на это внимание, если бы мысли о Лукреции, которая должна была находиться в одном из бесчисленных помещений этой громады, не подавили в нем все другие мысли и чувства.

Лукреция. Властительница и распорядительница приоров. Его грех! Его тяжкий проступок! У нее его сын. Она виновна в том, что Роберт должен его убить.

Нет, поправил он себя в мыслях. Почему только она? Это его собственная вина, это даже исключительно его вина. Он позволил ей ослепить себя своей красотой. Ей даже ни разу не пришлось самой его добиваться. Он отдался своему желанию, как похотливый кот, буквально набросившись на нее и не дав себе времени узнать ее и задуматься об этой ее постоянной улыбке, которую он никогда не мог правильно истолковать.

А ведь именно эта улыбка таила интригу и скрывала заговор, до такой степени примитивный, что Роберт до сегодняшнего дня не понимал, как он мог позволить так запросто себя провести и попасться на удочку Лукреции. Она хладнокровно его использовала, чтобы завладеть его преемником, а вместе с ним властью над тамплиерами, над реликвиями и над Святым Граалем, который сулит вечную жизнь и безграничную власть. Лукреция сумасшедшая: знание о величайших тайнах человечества лишило ее разума. А он оказался глупцом, ослепленным ее красотой настолько, чтобы этого не заметить.

– Я это сделаю, – неожиданно сказал Цедрик, не глядя в глаза Роберту.

Фон Метц взглянул на него сбоку, не понимая, о чем речь.

– Я имею в виду… я пойму, если ты этого сам сделать не сможешь, – объяснил Цедрик, теперь уже стараясь поймать его взгляд. – Я выполню это вместо тебя.

Роберт благодарно кивнул, но ответил так:

– Все о'кей, Цедрик. Я допустил ошибку, и я сам ее исправлю.

«Исправлю тем, что убью моего мальчика! – добавил он про себя, и в его пересохшем горле образовался удушливый – комок. – Убью славного Давида, мою собственную плоть и кровь!»

Но – увы! – в Давиде течет также и кровь приоров, и таким образом он всегда будет представлять опасность для тамплиеров и их тайны. В конечном счете – фон Метц хорошо знал это – дети в затруднительных случаях всегда решают вопрос в пользу матерей. Особенно тогда, когда матери умеют ловко ими манипулировать, а уж в этом деле другой такой мастерицы, как Лукреция, сыскать нелегко.

Роберт и Цедрик вновь посмотрели на «Левину».

– Они не спустят с него глаз ни на секунду, – сказал Цедрик после небольшой паузы, что подтвердил кивком и его друг. Во всяком случае, на месте Лукреции Роберт действовал бы точно так же.

– Мы получим свой шанс, – несмотря на это, твердым голосом сказал магистр тамплиеров.

Последующие дни Давид большей частью проводил в фехтовальном зале. Вместе с Тиросом, Шарифом и другими рыцарями ордена приоров они строились в три шеренги, а напротив, лицом к ним, стоял их учитель – Арес. Они должны были синхронно повторять каждый своим мечом все те замысловатые движения, которые им демонстрировал «мастер меча». При этом у Давида частенько ничего не получалось, и он делал много неловких ошибок, как это свойственно новичкам, в результате чего на него бросали насмешливые взгляды, но он не обращал на них ни малейшего внимания и они не лишали его бодрости духа. Его переживания во время борьбы с Аресом в послеобеденные часы второго дня доказали ему, что он, видимо, обладает врожденным талантом в обращении со стальным клинком, хотя возвращение из эйфории, в которую он на короткое время погрузился, было отрезвляющим и болезненным.