Кровь ведьмы

— Оставайся в лесу, будешь с нами на полянах петь и плясать, да и путников случайных за собой зазывать, — хохоча, предложила ей лесная девица, — а потом их в лесу с тропинки уводить, чтобы сперва поплутали, прежде, чем дорогу нашли…

— Так леший потом наругает, ежели без ведома его, — задумалась Власа, кружась с ней в танце на поляне.

— Не наругает, я — лесавка, внучка его, мне всё можно, — снова засмеялась девица. — Так пойдёшь к нам в лес?

Власа задумалась, хотела было согласиться, да только что-то тянуло её, никак покоя не давало… А что — вспомнить не может…

«Власа» — раздалось где-то вдали. Власа обернулась, нет никого, а всё ж таки кто-то зовёт.

«Вернись, Власа!»

— Хорошо с вами плясать, да только ждут меня, воротиться надо… — Власа выпустила руку лесавки, отступила на несколько шагов и внезапно провалилась куда-то, утонув в белесом тумане, что подобно пушистому облаку, окутал её.

Вокруг было тепло и тихо. Власа осторожно приоткрыла глаза, увидев высокий потолок огромного шатра ведьмы Хельги с отверстием наверху, через которое уходил дым. Она лежала, накрытая тёплым одеялом и волчьей шкурой сверху, будто зима была на дворе.

Около её постели спал Мирон, уронив голову на грудь.

Улыбнувшись, Власа ласково коснулась его руки. До чего же обнять хотелось! Такого любимого, родного…

Мирон пошевелился и открыл глаза.

— Очнулась! — облегчённо выдохнул он, крепко сжав её руку. — А я уж боялся, что уйдёшь от меня в Навь…

— Куда же от тебя, милый мой, денусь? Люблю ведь, — она села в постели, и Мирон тут же наклонился к ней, обнял. Она уткнулась ему в плечо и увидела повязку на руке. Вспомнила про Черномара, смертельный холод и рану Мирона. Вздрогнула даже, и спина вся мурашками покрылась, до того страшными были эти воспоминания.

— Я помню, ты сражался с Черномаром, и он ранил тебя… — запинаясь, произнесла Власа.

— Ерунда, уже заживает. Главное, что ты в себя пришла. А то две прошлые ночи была холодная, как лёд, лицо белое, и дрожишь вся. Тебя и зельями поили и отварами. Вот даже шкурой волчьей накрыть тебя пришлось, а всё равно согреть не вышло, — с беспокойством рассказал Мирон, чуть отстранившись, и с теплом заглянул Власе в глаза.

— Зато теперь мне с тобой так тепло и спокойно, — призналась Власа, улыбнувшись. — Ты ведь спас меня…

Мирон улыбнулся в ответ.

— Родная моя, вот оправишься, и сразу свадьбу сыграем! — пообещал он, ласково погладив Власу по волосам. — И никто больше разлучить нас не сможет.

— А как же Чернормар? Он больше не вернётся? — с тревогой спросила она.

— Не вернётся. Прямиком в Навь отправился, — радостно ответил Мирон и нежно поцеловал Власу.

Эпилог

В воздухе витали свежие весенние запахи. Природа пробуждалась после зимнего сна — распускались первые почки, поднимались из земли робкие зелёные ростки будущей травы. Первые перелётные птицы, что вернулись из тёплых краёв, весело щебетали на ветках.

Власа сидела на лавке у дома и плела красные браслеты на запястье — для обретения любви и счастья. Рядом лежали ещё несколько зелёных и синих браслетов — последние носили обычно мужчины.

Во дворе перед домом играли двое мальчишек с деревянными мечами и щитами — сыновья Власы. Семилетний Святомир и шестилетний Велигор. Смотрела на них Власа и нарадоваться не могла, до чего красивые и ловкие они, шалили только часто, но она на них не сердилась, всё прощала.

— А скоро пойдём пирог есть? — спросила трёхлетняя Милава, дёргая Власу за рукав.

— Скоро, радость моя, — улыбнулась Власа и поцеловала девочку в макушку. — Вот браслетик сделаю и пойдём.

Власа хотела успеть закончить украшения до обеда, чтобы потом отнести их знахарке Ярине, что ходила из колдовской деревни к людям и относила обереги в соседние села. Меняла на еду и монеты. Обереги Власы люди покупали охотно, как и расшитые защитными символами платки или целебные снадобья. Говорили, всё, что она делает, силой обладает и взаправду помогает.