Кровь времени

Пальцы Марион сжались на балке парапета… Давненько такие мысли не приходили ей в голову. Какое-то жалкое подобие идей активиста экологической партии или результат помутнения в мозгах у хиппи! Хотела-то видеть себя кем-то совсем другим, однако нудная, повседневная работа, потребность быть частью общества, иметь свой банковский счет и наличные деньги, играть определенную социальную роль — все это год за годом удаляло ее от той, кем она была в молодости: от почти экстремальных, нонконформистских воззрений. Но однажды так называемые зрелые взгляды на жизнь показались ей лишь результатом массированного промывания мозгов. И тогда она в один миг очутилась в изоляции, перестала видеться с немногочисленными друзьями, заперлась в своей квартире, где можно было спокойно размышлять. Мало-помалу это пробудило ту часть ее личности, которую она считала забытой или по меньшей мере полностью изменившейся.

— Осторожнее! — закричал хранитель откуда-то снизу. — Не опирайтесь на парапет так сильно — он не очень-то хорошо держится!

Марион очнулась и поблагодарила его коротким кивком. Брат Дамьен исчез; она прошла вперед по единственно возможному пути и за поворотом увидела четыре ступеньки, которые вели к открытой дверце.

— Входите, не бойтесь! — пригласил ее брат Дамьен дружелюбным голосом.

Марион оказалась под самой крышей, в прямоугольной комнате с низким потолком. Комната была забита рядами стеллажей, прогнутых под тяжестью книг, древних рукописей, местных периодических изданий, географических карт и рисунков с изображением разных видов птиц. Редкие форточки пропускали внутрь немного света — его едва хватало для того, чтобы пройти, не наступив на стопки энциклопедий или старых журналов, тут и там лежавших прямо на полу.

— Здесь в ближайшие дни будет располагаться наш офис, — пошутил монах.

— Все это часть наследия Мон-Сен-Мишель?

— Вовсе нет, это фонд города Авранш, мы приехали сюда, чтобы составить его опись. Собственно, для этого нас и наняла мэрия: каждый брат или сестра в нашей общине является государственным служащим — ради обеспечения собственного существования, а вовсе не с целью обогатиться. Как правило, мы работаем по совместительству. Ну что же, приступим — работы у нас по горло!

Брат Дамьен дал ей тетрадь, ручку и предоставил в ее распоряжение всю левую часть комнаты. В обязанности Марион входило скрупулезно выписывать названия всех томов и книг, стараясь соблюдать порядок, в котором они располагались на полках. Оказавшись одна среди нагромождения сотен потертых книжных переплетов, женщина принялась за работу. Полагая, что придется пробыть в библиотеке несколько дней, она предложила брату Дамьену завтра взять с собой радиоприемник — хотя бы иногда слушать музыку. В ответ на эту идею он состроил недовольную гримасу и заявил, что работа в тишине способствует размышлениям и молитве. Марион напомнила себе, что, несмотря на неизменно отличное настроение, брат Дамьен все равно остается монахом.

Более трех часов Марион перебирала и вносила в опись периодические издания, журналы и обозрения текущих событий, датируемые второй половиной девятнадцатого века и первой половиной двадцатого. Обложки книг сохранили забытый аромат колоний, «безумных годов»,[17]

фокстрота, путешествий на пакетботе — двухмачтовом судне — и дилижансе и, конечно, атмосферу войны и индустрии смерти. К полудню давно отжившие, но не потерявшие очарования образы культуры минувших дней привели Марион в настроение меланхоличной мизантропии.

В полдень брат Дамьен повел ее в закусочную на городской площади. Здесь к ним присоединились хранитель и несколько служащих мэрии. Во время обеда Марион хранила молчание; брат Дамьен представил ее как послушницу, поступившую в их общину. Во время десерта она покинула компанию и, купив газету «Уэст-Франс» в кафе напротив, стала читать ее тут же, у прилавка. Скандал, побудивший Марион покинуть Париж, по-прежнему оставался темой номер один — в газете говорилось только о нем. Она пробежала статьи глазами; затем взгляд ее упал на телефонный аппарат у входа в туалет. Марион страстно захотелось позвонить матери, услышать ее голос, еще раз сказать, что все в порядке, что ни о чем не надо беспокоиться… Агент ДСТ категорически запретил ей делать это — ради безопасности ее собственной и тех, кто ей дорог. Перед отъездом у Марион было несколько часов на прощание с родными: за это время ей пришлось объяснить им, что она должна укрыться в надежном месте, до тех пор пока все не успокоится, может быть до начала процесса, — если он вообще окажется возможным.

Рядом с телефонной картой в кошельке лежала кредитка, предоставленная ДСТ. Прежней кредиткой категорически запретили пользоваться агенты — до особого распоряжения. Денег на счету было в три раза больше, чем нужно, чтобы произнести самые необходимые фразы. «Сделать всего один короткий звонок… услышать родной голос… в результате все пойдет к черту!»