Кровавая луна (ЛП)

— На камеру твоего телефона. Хочешь посмотреть? — мальчик поднёс телефон к глазам Рё. На экране тот увидел себя, дородного мужчину далеко за шестьдесят, бледного, почти белого при резком освещении, лежащего на грязном матрасе с эрегированным членом, слегка отклоняющимся вправо. На этот раз никакой маски, ничего, что могло бы скрыть его личность. И голос, хрипловатый от волнения и в то же время звонкий, как колокольчик, жаждущий, чтобы другой мужчина услышал его слова. Он заметил, что клип был кадрирован так, чтобы зритель не смог увидеть, что его руки и ноги были привязаны к столбикам кровати.

— Я отправляю это вместе с коротким текстовым сообщением, которое заранее подготовил, — сообщил мальчик. — Послушай. «Привет, мир. В последнее время я много думал и решил, что больше не могу жить с тем, что натворил. Итак, я собираюсь сжечь себя заживо в том доме, где это сделала Молле. До свидания». Ну, что ты думаешь? Не слишком поэтично, но чётко и ясно, верно? Я запланирую отправку этого видео всем, кто есть в твоём списке контактов, так, чтобы они получили его сразу после полуночи.

Рё открыл рот, чтобы что-то сказать, но не успел вымолвить ни слова, как что-то просунулось между его губами.

— Скоро все, кого ты знаешь, узнают, какой ты свинья и извращенец, — сказал Прим, заклеивая скотчем рот Рё, в который он засунул один из шерстяных носков, оставленных болгарином. — И примерно через день об этом узнает весь остальной мир. Как ты на это смотришь?

Никакого ответа. Просто пара широко открытых глаз и слёзы, катящиеся по круглым щекам.

— Ну что ты, — сказал Прим. — Позволь мне немного утешить тебя, отец. Я не собираюсь выполнять свой первоначальный план, который состоял в том, чтобы разоблачить тебя, затем покончить с собой и позволить тебе жить с публичным унижением. Потому что, в конце концов, я хочу жить. Видишь ли, я нашёл женщину, которую люблю. И сегодня вечером я собираюсь сделать ей предложение. Посмотри, что я купил для неё сегодня.

Прим достал из кармана брюк обтянутую темно-бордовым бархатом коробочку и открыл её. Маленький бриллиант на кольце сверкнул в луче свете от телефона, стоявшего на стойке.

— Итак, вместо этого я решил прожить долгую и счастливую жизнь, но, конечно, это означает, что моя личность не будет раскрыта. Следовательно, знающие её должны умереть вместо меня. Ты должен умереть, отец. Я понимаю, что это само по себе достаточно тяжело, не говоря уже о том, что теперь ты знаешь — имя твоей семьи будет запятнано. Мама рассказывала мне о том, как это важно для тебя. Но, по крайней мере, тебе не придётся жить с этим унижением. Разве это не приятно, верно?

Прим вытер указательным пальцем одну из слезинок Рё и слизнул её. В литературе пишут о горьких слезах, но разве на самом деле не все слёзы одинаковы на вкус?

— Плохая новость — сначала я хотел медленно убить тебя, чтобы компенсировать то, что ты избежал унижения. Хорошая новость — я не собираюсь убивать тебя слишком медленно, потому что у меня скоро свидание с моей возлюбленной. — Прим посмотрел на часы. — Упс, мне нужно будет заехать домой, принять душ и переодеться, так что нам лучше начать прямо сейчас.

Прим ухватился за матрас обеими руками. После двух или трёх сильных рывков ему удалось вытащить его из-под Рё, железные пружины кровати заскрипели, когда на них обрушился вес тела мужчины. Прим подошёл к почерневшей кирпичной стене и взял походную печку, стоявшую рядом с канистрой. На пол под кровать прямо под голову отчима он поставил походную печку, включил её, и газ загорелся.

— Не знаю, помнишь ли ты, но это лучший метод пыток в той книге о команчах, которую ты подарил мне на Рождество. Череп — это котёл, и через некоторое время твой мозг начнёт пузыриться и закипать. К счастью, паразиты умрут раньше тебя.

Маркус Рё корчился и метался из стороны в сторону. Несколько железных пружин пронзили его кожу, и капли крови упали на покрытый пеплом пол. И потом с его спины тоже начал капать пот. Прим наблюдал, как вздулись вены на шее и лбу Маркуса Рё, когда тот с кляпом из шерстяного носка во рту пытался закричать.

Прим наблюдал за ним. Ждал. Он сглотнул. Потому что внутри него ничего не происходило. То есть что-то происходило, но не то, что должно было. Да, он был готов к тому, что месть окажется не такой сладкой на вкус, как представлялось в его воображении, но не был готов к этому. Не к тому, чтобы на вкус это будет походить на горькие слёзы его отчима. И это ощущение вызвало скорее шок, чем разочарование. Ему стало жаль лежащего на кровати человека. Человека, который разрушил его детство, который был виноват в том, что его мать покончила с собой. Он не хотел чувствовать это! Была ли Она виновата в этом? Потому что Она привнесла любовь в его жизнь. В Библии сказано, что Любовь — это самое великое. Так это правда? Величественнее, чем месть?