Кровавая плата

Он нахмурился, брови сошлись на переносице. И что? Он знал запах смерти во всех его проявлениях, но поверх остаточного запаха от утреннего убийства в воздухе витали миазмы чего-то более древнего, более отвратительного, почти знакомого.

Генри перебирал в памяти свои четыреста пятьдесят лет. Где-то там…

Он не заметил приближение полицейской машины. Свет прожектора ударил по нему, прежде чем он двинулся с места.

– Святые угодники! Ты это видела?

– Что?

Констебль вспомогательной полиции Войтович вперилась в широкий круг света за окном, отбрасываемый прожектором на крыше медленно движущейся машины.

– Я не знаю. – Констебль Харпер наклонился вперед над рулем и выглянул из-за напарницы. – Могу поклясться, что видел человека за ограждением, когда включил прожектор.

Войтович фыркнула.

– Тогда мы бы его до сих пор видели. – Она махнула рукой, указывая на пейзаж за окном. – Здесь негде прятаться.

«Здесь» включало в себя тротуар, полицейское заграждение и широкую, утопающую в грязи лужайку. Любой выступ отбрасывал черные тени, но они были слишком маленькими, чтобы укрыть человека.

– Может, выйдем и осмотримся?

– Ты главный.

– Тогда…

В ярких полосах света и тени ничто не двигалось. Харпер потряс головой. В последнее время ночь заставляла его дергаться, обнажала нервы и играла на них.

– Пожалуй, ты права. Там ничего нет.

– Конечно, я права. – Машина двинулась дальше к концу квартала, и Войтович потянулась к кнопке, чтобы выключить прожектор. – Это все статьи о вампирах в газетах – они на тебя влияют.

– А ты не веришь в вампиров?

– Конечно, нет. – Войтович поудобнее устроилась на сиденье. – Не говори, что ты в них веришь.

Настал черед Харпера фыркнуть.

– Меня проверили, – сухо ответил он ей.

А тем временем на лужайке одна из теней лежала, уткнувшись носом в грязь, и вспоминала. Запах здесь усиливался, смешиваясь с ароматом земли и крови, и стирал столетия.

Лондон, 1593-й. На троне уже какое-то время сидела Елизавета. Он был мертв уже пятьдесят семь лет. Он возвращался из театра, только что посмотрев премьеру «Ричарда III». В целом ему понравилось, хотя было ощущение, что драматург позволил себе ряд вольностей, изображая личность короля.

Из переулка, заваленного мусором, покачиваясь, вышел мужчина – худой, взъерошенный, сильно пьяный, но обладающий мрачной красотой. Вокруг него, словно некий личный туман, витал тот самый запах.

Генри уже напился крови у шлюхи позади театра, но, даже если бы этого не было, он не стал бы пить кровь у этого человека. Одного аромата было достаточно, чтобы он насторожился, а слегка маниакальный блеск в глазах только усиливал предостережение.

– Почтеннейше прошу прощения. – Голос принадлежал образованному мужчине, но язык у него заплетался, отчего разобрать слова было почти невозможно. – Но сегодня ночью я побывал в аду, и возвращение дается мне с небольшим трудом. – Он хихикнул и нетвердо поклонился Генри. – Кристофер Марлоу к вашим услугам, милорд. Не найдется ли у вас пары медяков на выпивку?

– Кристофер Марлоу, – мягко повторил Генри в ночь почти четыреста лет спустя после смерти того несчастного мужчины. Он перекатился на спину и уставился в облака, закрывавшие звезды. Хотя он прочел пьесу сразу после ее посмертной публикации в 1604 году, сегодня он впервые задался вопросом, насколько большую исследовательскую работу Марлоу проделал, прежде чем написал «Трагическую историю доктора Фауста».

* * *