Кровавая свадьба

— Димочка… — издала она жалобные и похожие на рыдания звуки. — Скажи… Герман… он у… у-убит? Это правда? Убит?

— Света, вспомни, где парик. Баклажан! Ищи, гад! Чего разлегся?

— Какая разница, где парик? — проблеял Валера.

— Никто не должен догадаться, что мы тут были, понял? Где он, Света?

— Не знаю, — задыхалась она. — Может, в… шкафу… у бассейна…

Парик оказался именно в шкафу. Дима протер ручки шкафа, потом помог добраться Свете до машины, втолкнул ее на заднее сиденье, а Валеру запихнул на место водителя, тот панически запротестовал:

— Я не поведу. У меня трясучка. Я не могу…

— Можешь! — гаркнул Дима. — Учти, если нас заметят, нам пришьют убийство, понял? Вот Светка действительно не может, я не умею, остаешься ты. Гони, скотина!

— Мы разобьемся, — предупредил Валера, поворачивая трясущимися руками ключ в замке зажигания. — Ой, мамочка, забери меня в Африку!

— Трогай! — толкнул его в спину Дима.

Кое-как выехав за город, остановились в безлюдном месте. Полное затишье в салоне говорило о том, что каждый молча переваривал обрушившееся событие, которое касалось всех троих. Дима курил подряд сигарету за сигаретой, Света, сложив руки на спинке водителя, опустила на них голову, Валера в расслабленной позе тупо смотрел на приборы. Прошло много времени, прежде чем Дима тронул за плечо Светлану.

— Что? — подняла она лицо с растерянными глазами. — Дима… мы не проверили… может… Герман жив?

Он молча притянул ее к себе, гладил по спине и волосам. Лишь в эту минуту Света, наконец, поняла, что Германа НЕТ и НИКОГДА НЕ БУДЕТ. Как не будет папы, Егора, Жоры. Она припомнила ссоры с братом, его снисходительный тон, почему-то только сейчас до нее доходило, что он просто дразнил ее, а она напрасно злилась. Герман, отчитывая отца за то, что тот баловал сестру, сам делал то же самое. Он дарил ей огромные мягкие игрушки на дни рождения и в праздники, отовсюду привозил подарки. Первый бюстгальтер подарил ей он, первые туфли на каблуках тоже, он заботился о ней. Почему же раньше она этого не замечала? Почему всегда помнились только ссоры, а хорошее забывалось в ту же минуту? Света согласилась бы слушаться его безоговорочно, никогда не спорить, лишь бы он не оставлял ее одну. Одна. Да, теперь у Светы из близких никого нет. Она горько расплакалась, уткнувшись в грудь, Диме, который тихо сказал:

— Едем домой, Валерка.

— Тоже мне, извозчика нашли, — ворчливо пробубнил Валера, трогаясь с места. — Я, между прочим, стресс пережил. Меня трясет всего. Я чуть не умер…

— Заглохни, Баклажан, — беззлобно бросил Дима. — Без тебя тошно.

Всю дорогу в салоне слышался тихий плач Светы.

На работу позвонила мама и предупредила, что дочь заболела, должна отлежаться. Рита и лежала, повернувшись к стене лицом. Как бы матери ни хотелось узнать, что же все-таки произошло, но докучать расспросами она не стала. Такой Риту она еще не видела. Дочь не ела, лишь пила чай, ее знобило, а когда вставала — ее шатало.

К концу дня раздался настойчивый звонок, в квартиру ворвались милиционеры, на ходу показывая удостоверения.

— Где ваша дочь? — спросил, видимо, главный.

— Там, — испуганно выдавила мать. — А что случилось?

Не ответил. Прошел к Рите, которая поднялась с кровати, бледная как полотно.

— Вы задержаны по подозрению в убийстве. Собирайтесь, вот ордер. — Он небрежно кинул через плечо: — Приступайте.

Мать вжалась в стенку, потеряв дар речи. Пригласили понятых — соседей, те с важным и одновременно подобострастным видом стояли рядом. И никто, никто (!) не заступился, не сказал, что Рита не может убить, что она прекрасная девушка, всегда приходит на помощь, когда просят. Глупо, быть может, но ведь кто-то должен был вступиться за нее! А в квартире шел обыск. Обыск! Страшно, стыдно, гадко!

— Извините, на основании чего вы подозреваете мою дочь? — Интонация матери была тусклой и безнадежной, но ей нужно было объяснение.

— Обнаружены ее отпечатки пальцев на месте преступления, — равнодушно сказал все тот же мужчина.

Рита словно очнулась:

— Откуда вы знаете, что там мои отпечатки? У меня их никогда не брали.

— Значит, откатаем пальчики, сравним. Вас видели, как вы выходили из дома Германа Феликсовича как раз после убийства.

— Неправда, — возразила Рита. — Никто меня не видел.

— Так вы были там в восемь вечера? — поймал он ее на слове.

— Я не отрицаю, была. Но я не убивала.

— Так все говорят, — хмыкнул милиционер. — Но Герман Феликсович смог написать пару слов, из чего мы сделали вывод, что убили его вы.

Рита онемела и лишь отрицательно качала головой.

В квартире перерыли все, но ничего не нашли, кроме фотографий. На Риту надели наручники, мать взбунтовалась:

— Хоть наручники снимите, она же не преступница.

— Положено, — отрезал главный.

— Поймите, все выяснится, как ей жить после вашего ареста?

— Задержания, — поправил он ее.

— Вы не люди, — сорвалась на крик мать. — Вы звери! Да куда она от вас сбежит?

— Мама, прекрати, — вяло сказала Рита. — Пусть идет как идет.