Кроваво-алая

Анжелик. Какого черта он спас меня? Какого черта не оставил умирать там одиночеством? Как это было больно и жестоко.

Но…

Я знала, что он солгал. Может быть мне просто хотелось так думать. Но я помню это ощущение, песню, как будто он со мной прощался…

Как это может быть правдой? Не верю, не хочу, ведь если только допустить, что он был жив и… все это время я оплакивала живого, могла быть с ним рядом, могла к нему прикоснуться, это разорвет меня на части.

Боль тяжким грузом придавила меня. Лежу на какой-то кровати, куда притащил меня анжелик и оплакиваю все то будущее, которого у меня уже не будет. Хотела ли я закончить это все и отправиться за Тэоном? Это даже не вопрос. Но больше всего я хотела увидеть его, хотя бы во сне.

Но он больше ко мне не приходил, и… это лишь подтверждало, что он был рядом в тот злополучный день…

Суккуб бастовал, всячески сопротивлялся и пытался меня растормошить. Но как и рассчитывал Ойелет, я к нему уже привыкла. Я научилась им управлять, и он уже ничего не мог сделать, кроме как возмущенно ворчать о своих потребностях.

Как назло, анжелик пытался поддерживать мою жизнь. Он вился вокруг меня целыми днями, то предлагая поесть, то свои энергии, всячески стараясь хоть слова от меня добиться.

Но я не могла говорить. Любое случайно оброненное слово грозилось обрушиться очередным приступом боли.

Постепенно бушующий океан успокаивался во мне. Медленно, но верно я все-таки примирилась с тем, что все еще жива. Хорошо ли это? Станет ли когда-нибудь легче? Смогу ли я хоть раз подняться? Захочу ли я вообще теперь что-то делать и как-то жить?

Когда появились последние мысли, я вдруг вспомнила страшную вещь: я ведь бессмертна. Это ли не наказание? Провести целую вечность в мыслях о нем, понимая, что это могло бы быть наше время – как это жестоко и несправедливо.

Но я для себя такого не хочу. Не нужно мне бессмертия, которое все равно требуется каждый раз заслуживать и подтверждать потребностями моего демона.

Мне нужна моя свобода.

Очередной день, когда Арон притащился ко мне и принялся с разных сторон и подходов предлагать то еды, то энергии. У меня не было совершенно никакого желания с ним о чем-то разговаривать или вообще давать знать, будто я все еще жива. Но терпеть это все было еще сложнее.

Когда я выдохнула и пошевелилась, Арон аж подскочил, настолько этого не ожидал. Ловлю его мгновенное замешательство, испуг, но потом он тут же реабилитируется и осторожным приближением предлагает мне свои энергии. Не принимаю, хмурится.

– Как ты? – Спрашивает, потом осекается, понимая, что этот вопрос самый неуместный из всех. – Тебе что-нибудь нужно? Я все сделаю.

Смотрю на него, изучаю в его глазах свет. С каких пор я научилась его различать? Не знаю. Но вон он и я испытываю только безразличие. Анжелик наваливается на меня своим бесконечным желанием быть рядом, которого я не могу принять. Не хочу.

– Я приняла решение, – говорю так неожиданно даже для самой себя, ведь даже не понимаю, как слова смогли сформироваться у меня в голове.

Арон действительно не понимает, тревожится за меня, как будто я собираюсь попросить его убить меня. А можно? Он сделает это? Он же сказал «все»…

– Какое? – Почти шепотом, боясь спугнуть уточняет.

– Я хочу избавиться от суккуба, – острым стеклом встают эти слова у меня горле.

Сначала вижу в глазах анжелика понимание, потом осознание, а потом его щеки заливаются краской, и он напрягается всем телом так, будто я собираюсь его четвертовать. Ищет слова и подходы, которых очевидно у него нет. Глаза бегают по комнате, по моему телу.

Поднимаюсь не менее неожиданно. Арон отстраняется, а я просто направляюсь в ванную. После схватки я принимала душ пару раз, но сейчас мне хотелось отмыться от всего как следует.

Потянуть время.

Не смотрю на себя в зеркало, просто совершаю обычные процедуры, надеваю белый халат. Я знаю, что моя привлекательность, даже дьявольская, давным-давно гниет в земле, но раз Арон все еще хочет…

Возвращаюсь и застаю анжелика за напряженным стоянием. Пока еще не в том смысле, но когда он видит меня в халате, он медленно проходится взглядом по моему телу и его плоть невольно откликается.

Тишина длится долго, но вижу в его глазах нечто странное, как будто в нем борются одновременно и желание, и вина. Почему?

Подхожу к нему ближе, знаю, что без лица, но… не думаю, что это когда-нибудь теперь изменится.

– Руби… – выдыхает вожделенно, захлебывается от предвкушения – я… не хочу тебя сейчас напрягать…

Хочу к нему прикоснуться, успокоить, но руки не поднимаются. Не могу. Ну давай же! Это суккуб сопротивляется? Или же я?

Сглатываю приступ удушья и сопротивления, заглядываю ему в глаза.

– Давай просто сделаем это, – прошу.

Задерживает дыхание, как будто до конца так и не верил, что я подобное произнесу. А я… надо к нему прикоснуться. Он собирается меня трахнуть, по любому надо. Ну давай же! Просто прикоснись…

Не могу. Пытаюсь, но не могу.