Вяземский Григорий

Кровавые мальчики...

История эта давняя, почти забытая. Но вот только недавно, столкнувшись с тем, что у очень многих наших сограждан присутствует представление о войне исключительно в двух цветах - чёрном и белом, мне эта история и вспомнилась. Ещё в то время, когда Иудой Горбачёвым в Кремле и не пахло, в канун 9 мая пришлось мне попасть в поезд на Ростов-на- Дону. Зашёл в купе и выяснилось, что у меня всего один попутчик. Сидит себе в купе этакий колоритнейший дядька, уже в преклонном возрасте, но крепкий, чуб казачий, да усы висячие , сединой побитые, широк в плечах, руки - лопаты.

Я ему - " С праздником , уважаемый !", тот в ответ, сквозь зубы - " Кому праздник, а кому - и не очень..." Поезд тронулся, слово за слово - разговорились. Попозже и закусочка на столе появилась, ну и как водится, естественно и бутылочка водочки средь закуски угнездилась. Выпили на дорожку по соточке, закусили традиционным блюдом советских путешественников - варёной курицей, да яйцами в крутую. Опять же, дело происходило ещё в те времена, когда курильщиков не сопричислили к главным врагам человечества и милиционеры не кидались на огонёк каждой сигареты, как дрессированные блохи на труп отравленной крысы. Так , что мы окошечко в купе приопустили маленько, у проводника разрешение спросили, да и покуриваем себе потихоньку. Что ещё, спрашивается, нужно двум мужчинам для душевного разговора ? Колёса вагонные ритм отбивают, стол закуской покрыт, водочка - не пьянства ради, а знакомства для. Сидим, сигаретками пыхаем. Да ещё и в купе - вдвоём. Чего не поговорить-то, спрашивается ? Тем паче, что мы ещё и тёзками оказались.

А надо бы Вам заметить, друзья мои, что в то замечательное время, когда трава была зеленее, солнце значительно ярче, а женщины несравнимо привлекательней, сам я уже таскал погоны с тремя маленькими звёздочками при одном просвете, побывал в Афгане, где на Пакистанской границе сподобился чудом выжить и заработать свой первый боевой орден. И казалось мне, что я уже ВСЁ видел, ВСЁ знаю и во всём уже разбираюсь. Это я сейчас понимаю, что был я тогда, прости Господи, сопляк сопляком, но в то время я пребывал в твёрдой уверенности, что круче меня - только отроги Кавказских гор и варёные яйца.

Вот и сподобило меня со всей моей непосредственностью озадачить своего спутника вопросом - " Уважаемый, я извиняюсь, но Вам-то чем День Победы не угодил ?".

Григорий на меня из-под бровей зыркнул, дымком сигаретным пыхнул и говорит - " Тут , вишь, какое дело, паря, я только-только из лагеря откинулся, но ты не пужайся, я не вор, не душегубец какой. Я домой еду, где почитай почти пол века и не был. Даже и не знаю - что там, есть ли хоть одна родная кровиночка, нужен ли там "предатель Родины" ? А то, может мне лучше из поезда об телеграфный столб сигануть ? Тут , видишь ли, паря, какая история получается - сам я родом с верхнего Дона, казак в чёрт его знает каком поколении. Батя мой вернулся с Империалистической в звании подъесаула, да с полным бантом георгиев на груди. Когда заваруха на Дону с большевиками началась, он сначала к белым подался, а потом как-то у красных очутился. А в двадцатом и вовсе домой пришёл. Гутарил - мол , надоело всё до чёртиков, навоевался досыта. Тут бы и жить да поживать - ан нет, не получилось.. В станицу пришли красные.... Я , как сейчас помню, как по всей станице завыли собаки и по всем лабазам поднялась заполошная стрельба. Я помню, как картавый комиссар в кожаной тужурке пинал ногами труп отца, кинувшегося на помощь матери, которая заходилась криком в сарае , куда её утащил десяток красных революционных матросов. Я помню, как ошмётьями разлетелась голова братика, схватившегося за вилы, которого хладнокровно застрелил комиссар. Я ВСЁ это помню. Помню, как кричала "Мама, мамочка !" моя сестрёнка, когда её гуртом сильничали впятером доблестные красноармейцы, а бабке, кинувшейся ей на помощь, просто походя прикладом размозжили голову. Деда, схватившего шашку, прикололи штыками прямо в хате у печи , с которой он еле слез. Я помню, как красные герои, перешагивали через труп моего брата у крыльца, натягивая на ходу штаны, вываливаясь из нашей хаты. Я ВСЁ это помню. Глаза закрою.. и вижу это всё, будто вчера.

Ты, паря, ничего не говори, не надо. Давай просто нальём и выпьем за помин их светлых душ.

Сам-то я уцелел каким-то чудом. Матрос, что меня штыком ткнул, то ли пьян уже был без меры, то ли вояка из него был, как из говна пуля, но счёл он меня за мёртвого и бросил валяться в загоне для телят на лабазе. И рана-то оказалась пустяковая, а всё одно сомлел я от кровопотери. В себя пришёл, когда дружок-одногодка Тимофей с тёткой моей Натальей меня перевязали, да в баню утащили.

Два дня я отходил, всё никак поверить не мог, что остался я один со всего рода один одинёшенек. Мать-то, как красные со двора ушли, там же в сарае на вожжах и повесилась с горя и позора. Сестрёнку шестилетнюю младшую в хате соседи нашли со свернутой шейкой.