Кровавые обещания

– Всегда в спешке, – произнес чей-то голос. – Это чудо – что кому-то удается хоть иногда заставить тебя остановиться.

Я замерла и повернулась, широко распахнув глаза.

– Мама…

Она стояла, прислонившись к стене и скрестив на груди руки, коротко остриженные темно-рыжие вьющиеся волосы были в беспорядке. На ее лице, заметно пострадавшем под воздействием стихий – как и у Альберты, – застыло выражение облегчения… и любви. Ни гнева, ни осуждения. Никогда в жизни я так не радовалась встрече с ней. На мгновение я прижалась к ее груди, а она крепко обняла меня.

– Роза, Роза, – говорила она, уткнувшись в мои волосы. – Никогда больше так не поступай. Пожалуйста.

Я отодвинулась, посмотрела на нее и была потрясена, увидев текущие по щекам слезы. Я видела слезы на глазах матери после нападения на школу, но никогда, никогда она не плакала вот так – по-настоящему, да еще и открыто. Невыносимо! Я сама чуть не расплакалась и без всякого толка принялась осушать ее слезы концом шарфа Эйба.

– Нет-нет, все в порядке! Не плачь. – Как странно – мы поменялись ролями. – Прости. Больше такого не повторится. Я очень скучала по тебе.

И это была правда. Мне нравилась Алена Беликова. Я считала ее доброй, замечательной и лелеяла воспоминания о том, как она утешала меня по поводу Дмитрия и в любой момент бросала все дела, чтобы покормить. В другой жизни она стала бы моей свекровью. В этой я всегда буду относиться к ней как к приемной матери.

Но она не была моей настоящей матерью, а вот Джанин Хэзевей была. И, стоя здесь, рядом с ней, я была счастлива – очень, очень счастлива, – ведь я ее дочь. Она далека от совершенства, но совершенных людей нет, как я теперь понимала. Она была доброй, храброй, сильной и сострадательной и, думается, понимала меня лучше, чем я считала. Если я стану наполовину такой, как она, моя жизнь пройдет не зря.

– Я так беспокоилась, – сказала она, взяв себя в руки. – Куда ты уехала… в смысле, мне известно, что в Россию… но зачем?

– Я думала… – Я сглотнула, перед моим внутренним взором снова возник Дмитрий с колом в груди. – Мне нужно было кое-что довести до конца, и я думала, что должна сделать это самостоятельно.

Что касается последней части, сейчас я не так уж была в этом уверена. Да, я выполнила задуманное целиком на свой страх и риск, но только теперь поняла, сколько людей любят меня и не оставили бы в беде. Кто знает, как все обернулось бы, если бы я попросила о помощи? Может, было бы гораздо легче.

– У меня тысячи вопросов, – сказала она.

Ее голос зазвучал жестче, и против воли я улыбнулась. Теперь она снова стала той Джанин Хэзевей, которую я знала. И я любила ее такой. Ее взгляд изучил мое лицо, переместился на шею и… замер.

«Может, Оксана исцелила не все мои синяки?» – в панике подумала я.

Сердце чуть не остановилось при мысли о том, что моя мать поймет, как низко я пала в Сибири.

Однако, протянув руку, она коснулась яркого кашемирового шарфа, и на лице возникло выражение удивления и шока.

– Это… это шарф Ибрагима… фамильная ценность…

– Нет, он принадлежит одному гангстеру по имени Эйб…

Я смолкла, едва это имя слетело с моих губ. Эйб. Ибрагим. Когда эти имена были произнесены вслух, до меня дошло, насколько они похожи. Эйб – сокращенное Эйбрахам по-английски. Эйбрахам, Ибрагим. Разница невелика. Эйбрахам – довольно распространенное имя в США, но имя Ибрагим я слышала лишь раз, когда королева Татьяна с презрением говорила о человеке, которым в молодости увлеклась моя мать…

– Мама, – выдохнула я, не веря собственным ушам, – ты знаешь Эйба?

Она все еще касалась шарфа, и в ее глазах снова вспыхнули эмоции – но не те, которые предназначались мне.

– Да, Роза, я знаю его.

– Пожалуйста, только не говори… – О господи! Почему бы мне не оказаться незаконнорожденной дочерью королевского мороя, как Роберт Дору? Или на худой конец дочерью какого-нибудь почтальона? – Пожалуйста, только не говори, что Эйб мой отец…

Она не стала ничего говорить, но все и так было ясно – на ее лице появилось мечтательное выражение при воспоминании о другом времени, другом месте – времени и месте, которые, несомненно, были связаны с моим появлением на свет. Ух!

– О господи! Я дочь Змея. Змея младшая. Змейка. Или даже Змееныш.

Она как бы очнулась и посмотрела на меня.

– О чем, ради всего святого, ты толкуешь?

– Так, ни о чем.

Я была потрясена, отчаянно пытаясь «переварить» новые сведения, меняющие мое видение мира. Вызвала в памяти это лукавое бородатое лицо, попыталась отыскать признаки семейного сходства. Все говорили, что чертами лица я напоминаю маму в молодости… но вот цвет кожи, эти темные волосы и глаза… да, они такие же, как у Эйба. Я всегда знала, что мой отец турок. А взять хотя бы непонятный акцент Эйба, точно не русский, но тем не менее иностранный для моих ушей? Видимо, Ибрагим – турецкая версия Эйбрахама.

– Как? – спросила я. – Как могло случиться, что ты увлеклась таким человеком?

У нее сделался оскорбленный вид.

– Ибрагим – замечательный человек. Ты не знаешь его так, как я.

– Очевидно. Мама… Ты наверняка в курсе. Чем этот Эйб зарабатывает себе на жизнь?