Я отмолчался. Сейчас о нем мне совершенно не хотелось думать. Она посерьезнела и сосредоточилась на Зубьях. С востока на запад на четыре мили тянулась эта непрерывная гряда скал, если не считать того самого узкого прохода в западной ее оконечности.
— Должно быть, он просто сошел с ума, — продолжила Агнес свою мысль. — Или его чем-то сильно напугали...
Она смотрела на меня прямо, мягко и доверительно. Я подумал, что теперь понимаю, как ей удается писать интересные репортажи. Никто не устоит перед таким взглядом, выложит как на блюдечке все, что ей захочется узнать. Неожиданно я разозлился. Если я собираюсь участвовать в гонках, мне следовало бы держать все мое при себе и сосредоточиться на этом, а не трепаться со всякими журналистами, даже не зная, что из этого получится.
— Вы угадали мои мысли, — произнес я.
— Я поняла: вы не хотите затрагивать эту тему, — ответила она холодно.
— Покойники всегда правы, — парировал я и тут же пожалел о сказанном. Но было поздно. Она отрешенно уставилась вдаль, отгородившись от меня непроницаемой галльской сдержанностью.
— Пусть он снова полетит, — тихо попросила Мэй.
Я даже не сразу понял, о чем она. А когда понял, произнес:
— Агнес! Возьмитесь за это вы.
Мы пролетели остаток пути, практически не разговаривая между собой, и вернулись в гавань, когда уже начался отлив.
На автомобильной стоянке, покрытой мелким гравием, ветер вздымал пыль. Яхты, поднятые на стапели, выглядели как динозавры на фоне неба.
— Мне пора возвращаться, — сказала Агнес.
— Возвращаться? — переспросил я. Ну да, конечно, источник информации иссяк. Она не предполагала копать дальше.
— У меня уже есть, о чем писать, — произнесла она. — Я бы с удовольствием осталась, но... — Она отвела взгляд, опустив длинные черные ресницы. — Крайний срок. Вы подвезете меня на станцию?
Я отвез ее в Экстер. Мэй попрощалась с ней очень эмоционально, чему я даже несколько удивился. Я помог ей подняться в вагон и вошел следом. Вагон был практически пуст. Я положил чемодан на багажную полку и повернулся, чтобы уйти.
— До свидания, — мягко произнесла она, глядя на меня своими большими голубыми и снова нежными глазами. — Спасибо. Я получила огромное наслаждение. — Пожав мою руку, она добавила: — Мне бы хотелось еще раз встретиться с вами.
И прежде чем я понял, что происходит, она шагнула вперед и поцеловала меня в губы. Губы ее были мягкими и немного липкими от помады.
Дежурный по станции прошел вдоль вагонов, закрывая двери. Я видел, как Мэй заволновалась на перроне. Если бы ее не было со мной, я бы, пожалуй, бросил все, включая «ягуар», и уехал с Агнес.
Но мне пришлось вылезти из вагона; и вид у меня был, наверное, как у акулы, которой вырвали сто двадцать пять зубов.
— Ты ей понравился, — сказала Мэй, когда мой «ягуар», ворча, выбирался из привокзальных закоулков на окружную дорогу.
— Почему ты так думаешь? — поинтересовался я, с удивлением подумав, что между женщинами существует, наверное, телепатическая связь, даже если одна из них — всего лишь двенадцатилетняя девочка.
— Потому что у тебя рот в губной помаде, — объяснила дочь.
— А тебе она понравилась? — Я решил сменить тему.
— Да, она в порядке. Ты будешь с ней встречаться?
— Не знаю, — честно ответил я. — Она ведь уже собрала материал для статьи.
— Вам обязательно надо встретиться, — твердо произнесла дочка и поинтересовалась: — А что у нас сегодня на ужин?
Мы поужинали спагетти по-болонски, потом я почитал Мэй вслух «Ласточки и амазонки». Затем обошел вокруг дома, борясь с желанием поехать в контору и заняться какой-нибудь работой, и вернулся обратно. В гостиной я остановился у палисандрового столика. И наконец понял, почему со мной творится черт знает что. Потому что я всем своим существом был в поезде, увозящем в Лондон, на вокзал Паддингтон, Агнес де Сталь.
Глава 11
Следующие два дня прошли в каком-то тумане. Мэй отпросилась в гости к своей подружке и ночевала там; свободное время я использовал для закупки трех стволов липы и нескольких столетних елей, Потом ездил в Сихэм давать свидетельские показания по делу Алана Бартона. Заключение было однозначным — смерть наступила в результате несчастного случая. Следователь даже поблагодарил меня за проявленную инициативу. Я чувствовал глухую тоску, сидя в сумрачном зале городской ратуши. Полицию, казалось, все это мало интересовало; один из них сказал, что это уже третий утопленник за год на их территории; по общему мнению, мореплавание вообще тяжелое, опасное для жизни занятие, и с этим ничего не поделаешь. Пока глава присяжных зачитывал вердикт, согласно которому следовало бы обязать всех пользоваться спасательными жилетами, я бесцельно разглядывал верхнюю галерею. И совершенно случайно поймал встречный взгляд — тяжелый взгляд пары черных глаз на белом, как лист бумаги, лице. И огромные черные усы. Рэнди, личная охрана Терри Таннера.
На выходе из ратуши я получил довольно чувствительный тычок в спину. Я обернулся. Рэнди стоял вплотную ко мне; от него несло лосьоном после бритья. Он зло ухмыльнулся.