Кровавый апельсин (сборник)

От былой роскоши здесь остались несколько сараев и мельница. В сараях когда-то солили мясо, а на мельнице мололи муку для бисквитов. С тех же давних времен существовала таверна лорда Родни, получившая по непонятным причинам название "Дыра".

В двадцатых годах рядом с бухтой построили элеватор. В конце тридцатых годов проложили вполне сносную дорогу до Пултни, по обочинам которой, как грибы, выросли мелкие фабрики и мастерские. Сейчас они в основном занимались техническим обслуживанием ближайших ферм и ремонтом яхт.

Со времен Второй мировой войны Бейсин оказался совсем заброшенным. Лишь изредка суда добирались до его причалов, доставляя товары с восточного побережья.

Потеряв всякую привлекательность для современных большегрузных судов, Бейсин стал идеальным прибежищем для яхт. Но не тех пластиковых игрушек, что бороздят ныне прибрежные воды всех морей, беззаботно прыгая с волны на волну. Бейсин обрел благородную репутацию родного дома старых, видавших виды настоящих парусников. Некоторые из них, подобно "Лисице", имели славное прошлое, связывавшее их даже с коронованными особами Европы. Другие были просто реликтами.

"Лисица" медленно двигалась вдоль набережной. Экипаж глазел по сторонам. В утренней дымке вырисовывались неясные очертания причала. Затем мы увидели женщину в пижамных брюках и голубой вязаной кофте. Она приняла переброшенные нами концы и закрепила их за кольца на причале. Грузно ступая в тяжелых кожаных морских ботинках, хозяйка причала взошла на борт "Лисицы", и мы пригласили ее выпить с нами чашечку кофе.

Мои ребята, усталые и притихшие, в последний раз завтракали на "Лисице". Через час за ними приедет микроавтобус, и каждый возвратится в свою прежнюю жизнь.

Продавец молока Эд принес нам вчерашние газеты.

— Там написано про вас, — с радостью объявил он.

— Черт побери! — пробормотал Пит, раскрывая "Сан".

ДИКИЙ БИЛЛ ЗАБИВАЕТ КРАСНОГО РЕБЕНКА

Я добавил в кофе молока и развернул "Миррор". Снейпу отвели целую полосу. Он писал, что, в то время как всеми кораблями, участвующими в благотворительном плавании, управляют профессионалы, я — всего лишь любитель, слишком поздно включившийся в игру. К концу статьи у читателя не должно было остаться никаких сомнений в том, что Билл Тиррелл — никчемный моряк, которому ни в коем случае нельзя было доверять детей. Первоисточник всех этих сведений, конечно, указан не был, но я сразу узнал тяжелую лапу Дикки Уилсона. 

Статья Снейпа завершалась кратким резюме всей моей деятельности, в котором "enfant terrible" [114] было самым мягким выражением. Указывалось также, что ужасные события разворачивались в двадцати пяти ярдах от местонахождения министра Невилла Глейзбрука, секретарем-помощником которого был мой брат, женатый на дочери вышеупомянутого министра. 

Единственное утешение состояло в том, что нигде не упоминалось о пьяных подростках. Впрочем, и об этом, без сомнения, Снейп еще напишет.

Кофе был выпит. Завтрак съеден. Мои подопечные навели порядок в каютах и упаковали свои вещи. Прибыл микроавтобус, чтобы отвезти их в Лондон. Они прощались со мной по-мужски, без сантиментов. Я смотрел, как они один за другим влезали в микроавтобус, смеясь и переговариваясь. Вместе с ними должны были быть Дин и Мэри. Двое, которые мне ближе и дороже других. Где они сейчас? Что делают?

Пит тоже уезжал. Он отвязал свой велосипед от швартовых, приладил к багажнику видавший виды рюкзак. Я смотрел ему вслед, пока Пит не скрылся за углом элеватора.

К причалу лихо подкатил "форд", из него выскочила пара репортеров. Я был счастлив, что они опоздали к отъезду моего экипажа. Я даже позволил им себя сфотографировать.

Потом я вернулся в кают-компанию и включил телефон. Ребята вымыли все, кроме кофейных чашек. Я выстроил их рядком у мойки — десяток чашек, покрытых изнутри плотным кофейным налетом. Отмыв чашки, я сварил себе кофе. И тут зазвонил телефон.

Высокий, вежливый и бесстрастный голос, так хорошо знакомый мне, произнес неторопливо:

— Билл, старина...

— Кристофер! — откликнулся я, хотя мог бы сказать "Крис". Мой младший брат любил, чтобы к нему относились как положено, с уважением.

— Почему бы тебе не заглянуть ко мне сегодня? — предложил он.

— Это было бы неплохо, — сказал я, заполняя паузу, чтобы найти предлог для отказа.

— Я хочу поговорить с тобой о "Лисице"! — властно перебил меня Кристофер. — Встретимся вечером?

Одна из причин, по которой я порвал с журналистикой, заключалась в том, что я не хотел больше иметь дела с людьми, подобными Кристоферу. Но по воле нашего отца он был совладельцем моей любимой "Лисицы".

— Я пробыл в море десять дней, — снова завел я, чтобы сослаться на жуткую усталость.

— Надеюсь, прекрасно отдохнул! — В голосе брата послышалось раздражение. — Я в Лидьятсе с мамой. У меня свободный день. Думаю, ты не откажешься от встречи. — Его раздражение утихло, и это значило, что он взял себя в руки. — Жду тебя в шесть.

В трубке послышались гудки. Разговор был окончен.