С наступлением сумерек сделали привал, развели костёр и зажарили оленину. Ночная тьма окутывала очень плотно, и звёзд не было. На севере виднелись другие костры, мерцавшие тусклыми красными огоньками вдоль невидимых хребтов. Перекусив, они двинулись дальше, не погасив костёр. Когда отряд стал забираться в горы, костёр начал как бы перемещаться, мерцал то тут, то там, удаляясь или необъяснимо сдвигаясь по флангу. Будто некий запоздало появившийся позади на дороге блуждающий огонь, который все видели, но никогда о нём не говорили. Ибо способность вводить в заблуждение, свойственная светящимся объектам, может проявиться и в ретроспективе, и под чудесным воздействием части уже пройденного пути судьба человека тоже может пойти наперекосяк.
Проезжая ночью по плоскому высокогорью, они увидели, что к ним приближается то и дело выхватываемый из темноты зарницами на севере отряд всадников, очень похожих на них самих. Глэнтон остановился, не сходя с коня, за ним остановился и весь отряд. Всадники продолжали молча двигаться вперёд. Когда до них оставалась каких-то сотня ярдов, они тоже остановились в молчаливом раздумье о том, что несёт эта встреча.
Кто такие? крикнул Глэнтон.
Обе стороны прикидывали численность противника.
Это были сиболерос[119]
с севера, и их вьючные лошади были нагружены сушёным мясом. Сиболерос были одеты в шкуры, сшитые сухожилиями животных; их посадка в седле говорила, что покидают они его очень редко. На копьях, с которыми они охотились на диких равнинных бизонов, красовались кисточки из перьев и цветных тряпок, одни были вооружены луками, другие — старинными мушкетами с заглушками, тоже с кистями, в стволах. Сушёное мясо сиболерос упаковывали в шкуры и, если не считать оружия у некоторых, выглядели самыми настоящими дикарями этой земли без каких-либо иных отпечатков цивилизации.Они переговорили, не слезая с коней, сиболерос закурили свои маленькие сигарки и рассказали, что направляются на рынки в Месилью. Американцы могли бы выменять у них немного мяса, но ни товара на обмен, ни желания меняться не имели. Так что оба отряда разошлись на полуночной равнине, и каждый отправился тем путём, которым уже прошёл другой, как это бесконечно часто случается у путешествующих.
X
В последующие дни следы индейцев хиленьо попадались всё реже, а отряд забирался всё дальше в горы. Они молча горбились у костров из выбеленного, как кости, высокогорного плавника, а языки пламени клонились под ночным ветерком, забиравшимся в эти каменные теснины. Малец сидел, поджав под себя ноги, и чинил ремешок шилом, одолженным у бывшего священника Тобина, а лишённый сана наблюдал.
Похоже, ты и раньше этим занимался, сказал Тобин.
Малец вытер нос засаленным рукавом и перевернул лежавшую на коленях работу. Я-то нет.
Ну, тогда ловко у тебя получается. Гораздо лучше, чем у меня. Не поровну всем посылается дар Божий.
Малец глянул на него и вновь склонился над работой.
Да-да, настаивал бывший священник. Оглянись вокруг. За судьёй вот понаблюдай.
Наблюдал уже.
Может, он тебе не по нраву, пусть так. Но ведь на все руки мастер. Сколько я его знаю, за что ни возьмётся, всё у него в руках горит.
Малец наладил через кожу смазанную жиром нитку и туго её натянул.
Он по-голландски умеет, сообщил бывший священник.
По-голландски?
Ну да.
Снова взглянув на Тобина, малец склонился над работой.
Умеет-умеет, сам слышал. Близ Льяно встретили мы как-то группу безумных паломников, и старик, что у них был главный, стал наяривать по-голландски, будто мы все в этой его Голландландии, так судья тут же давай ему отвечать. Глэнтон, когда подъехал, чуть с лошади не свалился. Никто из наших ни слова не понял, что он лопочет. Мы спросили, как он его выучил, и ты знаешь, что он сказал?
И что же он сказал?
У голландца, говорит.
Бывший священник сплюнул. Я вот и у десяти голландцев не научусь. А ты?
Малец покачал головой.
Нет, продолжал Тобин. Всемогущий отвесил и распределил дары свои по ему одному известной мере. Справедливости в этой бухгалтерии нету никакой, и я не сомневаюсь, что он первым признал бы это, так что можешь задать ему этот вопрос прямо в лицо.
Кому ему?