КРОВАВЫЙ МЕРИДИАН

Сделав круг по улицам, он, яростно колотя животное по бокам, появился перед казармой снова. Не успел он вывернуть на площадь, как прозвучал выстрел, и мул свалился под ним замертво с мушкетной пулей в мозгу. Глэнтон откатился в сторону, вскочил на ноги и открыл бешеную стрельбу. Какая-то старуха беззвучно сползла на камни. Из заведения Фрэнка Кэрролла, задыхаясь, прибежали судья, Тобин и Док Ирвинг, они встали на одно колено в тени какой-то стены и принялись палить по верхним окнам. Ещё полдюжины американцев появились из-за угла на другой стороне площади; двое упали под шквальным огнём. Куски свинца с визгом отскакивали от булыжников, и во влажном воздухе над улицами повис пороховой дым. Пробравшись вдоль стен к навесу за роsada

[157], где стояли лошади, Глэнтон и Джон Ганн начали их выводить. Во двор бегом ворвались ещё трое из отряда и принялись вытаскивать из дома снаряжение и седлать лошадей. На улице не прекращалась стрельба, двое американцев уже были мертвы, другие лежали, взывая о помощи. Когда тридцать минут спустя отряд стал выезжать, с обеих сторон обрушились одиночные выстрелы из мушкетов, камни и бутылки, и они потеряли ещё шестерых.

Через час их догнали Кэрролл и ещё один американец по имени Сэнфорд, живший в городе. Бар горожане сожгли. Раненых американцев причастил священник, потом он отошёл, и их прикончили выстрелами в голову.

Ещё засветло отряд встретил на западном склоне горы с трудом поднимавшийся вверх conducta

[158] из ста двадцати двух мулов, гружённых бутылями ртути для шахт. Было слышно, как далеко внизу на поворотах тропы щёлкают кнуты и кричат arrieros

[159], и было видно, что животные еле карабкаются, как козлы, у самого края голой каменной стены. Не повезло. Двадцать шесть дней пути от моря и меньше двух часов ходу до шахт. Мулы лезли по осыпям и хрипели, их подгоняли погонщики в цветастых костюмах, от которых остались одни лохмотья. Когда первый погонщик поднял глаза и увидел наверху всадников, он привстал на стременах и оглянулся. Колонна мулов растянулась вниз по тропе на полмили или больше, далеко внизу они сбивались в кучу и останавливались, и было видно, что на поворотах тропы караван разделился на части по восемь-десять мулов, мордами туда и сюда. Хвосты животных были начисто, как кости, общипаны шедшими сзади собратьями, а в бутылях из гуттаперчи тяжело волновалась ртуть, словно каждый мул вёз по паре неизвестных зверей, которые шевелились в этих раздувшихся сумах и тяжело дышали. Снова повернувшись, погонщик бросил взгляд вверх по тропе. К нему уже подъезжал Глэнтон. Погонщик дружелюбно приветствовал американца. Глэнтон проехал мимо, не сказав ни слова, он держался внутренней стороны каменистого проезда и опасно потеснил на подвижных сланцах мула погонщика. Погонщик помрачнел и, обернувшись, что-то крикнул тем, что остались ниже на тропе. Мимо него уже протискивались остальные всадники. На чёрных, как у кочегаров, измазанных пороховой сажей лицах выделялись прищуренные глаза. Сойдя с мула, погонщик вытащил из-под тебенька ружьё. Тут с ним поравнялся Дэвид Браун с пистолетом в руке. Перенеся пистолет через луку седла, он выстрелил погонщику прямо в грудь. Тот тяжело осел, а после ещё одного выстрела Брауна скатился по камням вниз в пропасть.

Никто из отряда даже не повернулся посмотреть, что случилось. Все уже в упор расстреливали погонщиков. Те падали и оставались лежать на земле или соскальзывали с уступа и исчезали. Ниже по тропе погонщики поворачивали лошадей и пытались спастись бегством, а гружёные мулы с побелевшими безумными глазами карабкались, точно огромные крысы, на сплошную каменную стену утёса. Всадники протискивались между ними и скалой, методично сталкивая животных с утёса, и те падали без единого звука, словно мученики, спокойно переворачиваясь в воздухе и разлетаясь внизу на камнях жуткими всплесками крови и серебра, ёмкости разрывались, ртуть, подрагивая, взлетала в воздух огромными пластами, дольками и маленькими трепещущими спутниками, потом эти формы сливались внизу воедино и устремлялись по каменным руслам, точно вырвавшееся из неизвестности высшее достижение алхимика, декокт из мрачных тайн сердца земли, не дающийся никому олень древних, ускользающий по горному склону. Сверкающие потоки ртути проворно пробирались вниз по высохшему ложу грозовых стоков, принимали формы углублений в камне и стремились быстрее перескочить с одного выступа на другой, мерцающие и ловкие, как угри.