Кровавый рассвет

– Двойная связь. Т е м п л е б о н – 2.

– Д а р т м у ф, – раздельно произнес я.

– Родег, Тайгер. Я все равно узнаю тебя по голосу. ВХ тоже знает твой голос, но понимаешь, служба…

– 2-26-1. В чем дело, ребята? Меня ни о чем не предупредили на этот раз.

– Так распорядился Грэди. Ты знаешь что-нибудь о Габине Мартеле?

– Читал.

– Ну, так вот он здесь. На Монастырской улице в конторе ИАТС.

– Почему?

– Он был главой ООНА-3 и чуть ли не самой важной шишкой в международном мире и мире шпиков. В войну его обменивали. Его карточка – как простыня. Он был в ракетном кордоне, организовал проект Велтова и нафарширован именами и явками, которые нам необходимы, чтобы вырваться вперед на десять лет!

– Почему же он здесь? Что заставило его поменять команды? Женщина?

– Так точно… Ты прав, братец-кролик. Теперь ты в курсе. Действуй!

– С удовольствием, – проронил я и положил трубку.

Это история моей жизни, только в другом варианте. Женщина – и ты убит. Женщина – и ты жив. Но всякий раз – это катастрофа.

Вилли Гиббонс встретил меня в семь часов вечера в баре на Двенадцатой Парковой вместе с Дэви Секирном, политическим обозревателем его газеты. К тому времени я прочел все утренние выпуски, собрал вырезки и раскладывал их на столе в шахматном порядке. Каждая вырезка была частью официального сообщения, и я надеялся, что раз к этому делу допустили пердунов-репортеров, то Секирн мог пронюхать что-нибудь новенькое: нос у него был достаточно длинным.

Но все, о чем говорилось в газетах, сводилось к одному: Габин Мартел, занимавший значительный пост в Германии, попросил политического убежища в первый же день, как только приехал в Америку с германской делегацией для переговоров по разоружению.

После того, как Вилли разъяснил нам некоторые детали, мы выпили и заказали ужин. Дэви знал, кто я и что я, но его улыбка после этого не стала менее язвительной. Эти репортеры могут беседовать с президентами и убийцами, не меняя выражения лица, но я понимал, что мои вопросы не вызывают у них особого энтузиазма.

– Ты действительно влип в это дело, Тайгер, – заметил Дэви. – А каковы твои планы?

– К черту планы!

– Ну, ладно. Газеты ничего не получили. Был приказ – ни звука, понимаешь?

Я утвердительно кивнул головой.

– Вилли не дал мне подсыпать деталей в мою статью. Плохо то, что об этом придется молчать.

– Чего уж лучше! – улыбнулся я. Он отхлебнул мартини и тоже улыбнулся.

– Я знаю, почему тебя назвали таким сумасшедшим именем.

– А вот и нет. Меня так окрестил папаша. Это не кличка.

– С ума сойти! Однако к делу. Зачем ты здесь?

– Неужели не догадываешься? Габин Мартел…

Они обменялись быстрыми взглядами, и вся их веселость исчезла.

– Ты что-то крупно играешь, Тайгер, – заявил Дэви. – Они держат этого парня за семью замками и будут держать так впредь. Никто туда не пройдет, пока ему не захочется сказать то, что ему захочется сказать.

– Это меня и интересует.

– Что?

– Например, что мешает ему захотеть. Он может получить политическое убежище и молчать.

– Понимаешь, на эту тему нам ничего не говорили, но слухи были… Конечно, не из официальных источников, но известно, что он очень хотел бы заговорить.

– Пусть тогда заговорит. Они вновь переглянулись.

– Ты что-то проведал? Дэви наклонился ближе к столу.

– Что?

– Имя Габина Мартела уже появлялось в газетах несколько лет назад. Ты проверял этот факт?

– Нет. Наши эксперты знают его по официальным каталогам и по политическим выступлениям. Он все время находился глубоко в тени, как бы в подполье, но в последние годы здорово выдвинулся, потому что правительство сместило много людей. Он стал во главе ООНА-3 и был ответственен за африканские и панамские инциденты. Больше о нем ничего нет.

– Придется еще немного покопаться в грязи, дружище.

– Ты что-то знаешь?

– Может быть… Я только помню, что это имя уже фигурировало в печати. Секирн откинулся на спинку стула и шумно вздохнул.

– Посмотрим… Если это так, я его найду! Принесли ужин, и мы принялись за еду.

Гиббонс казался взволнованным. Когда его глаза встречались с моими, он тут же отводил взгляд. Вилли был бродвей-ским репортером, писал статьи о музыкальных шоу, и его деятельность была строго ограничена звездами, звездочками, появлением в спектаклях обнаженных дам и жизнью полусвета.

Чуть позже мы простились, и когда я, усадив их в такси, отправился в контору Эрни Вентли, то чувствовал, как на моей душе скребутся кошки. Я знал, что застану его дома: когда он начинал работу, то уходил в нее с головой, и время не имело для него значения.

Во время войны Эрни участвовал в Манхэттенском проекте, был замешан в истории «46» и стал работать в химическом концерне. Потом он открыл свое дело и занимался бизнесом до тех пор, пока Мартин Грэди не вспомнил о его изобретательских талантах. Хорошая зарплата и развязанные руки, то есть полная свобода действий, сделали для него больше, чем правительственная поддержка, и когда дело доходило до круппых предприятий, он был единственным человеком, который мог с легкостью факира сотворить из воздуха все, начиная от документов и кончая новорожденным младенцем.