Кровавый снег Даманского. События 1966-1969 гг.

Уже более месяца участвуя в ликвидации провокаций, мы выработали определенную тактику действий. Нас снабдили адаптированным русско-китайским разговорником. Потренировавшись какое-то время, уже бодро зачитывали свои послания на китайском языке. Это надо было слышать. Но китайцы понимали нас, когда пока еще мирно мы стоим друг против друга. Еще слышны с обеих сторон шутки и незлобливые выкрики. Сблизившись для переговоров, мы закуривали. Я рисовал на листке бумаги прохождение границы и показывал ее на местности. Стремился доказать, что китайцы уже находятся на нашей территории. В ответ китайский представитель спецслужб, его принадлежность к этому ведомству вскоре была установлена, рисовал мне на моей же бумаге свое видение границы. Мол, Мамзей сказал, что это наша территория, значит, оно так и есть. На другие встречи этот представитель приносил уже свои листки бумаги с обозначенной ими границей.

Пока мы мирно беседовали, мои солдаты и китайцы, видя такое дело, тоже шли на сближение. Китайцы с интересом рассматривали моих солдат. Становились с ними рядом, примеривая свой рост, и удивленно качали головами. Каждый раз пытались заполучить от нас сувениры. Зная это, политотдел отряда снабдил нас большим количеством комсомольских и пионерских значков, и мы обменивались с китайцами на значки Мао Цзэдуна. Они охотно брали значки с изображением Ленина. Но, обнаглев, пытались несколько раз расстегнуть подсумок и просили показать магазин. Стало ясно, им надо было знать, есть ли у нас боеприпасы и сколько у нас с собой патронов. Когда китайцы наглели, солдаты отталкивали их, покрывая незлобивым матом. Я следил, чтобы мои солдаты не грубили без причины.

— Бурицкий, кто там у вас матерится и задирается? Прекратить немедленно.

Тут же здоровенный сержант обходил строй и корректировал поведение подчиненных.

— Товарищ сержант, — раздавался голос недовольного солдата, — а че они нахально лезут, сами задираются.

Вскоре порядок восстанавливался. Китайцы приходили от этого в неописуемый восторг. Обращаясь к нашим солдатам, они пальцем показывали в мою сторону и говорили: «Ваш капитана хорошо, шанго». Мол, все понимает и не хочет бить китайцев. На что солдаты отвечали типа того, что мечтать не вредно.

Вскоре поступала команда на выдворение. Я открыто заявлял их командиру об этом. Сейчас, мол, будем вас выдворять. Они не возражали против этого. И сбившись в плотную кучу, приготовились нас встретить. Мы охватили их, насколько это было возможно, полукольцом и стали теснить и выдавливать за линию границы.

Эта «тактика живота», мягко говоря, была не совсем удобной для нас, но все же в какой-то мере, исходя из обстановки, ее можно признать оправданной. Она не давала возможности китайцам обвинить нас в неправомерности и жестокости обращения с ними. Не провоцировала их на агрессивные неадекватные действия. То есть мы предлагали мирный исход китайцев с нашей земли. Делали все возможное и невозможное, чтобы не обострять до времени ситуацию, разрешить ее мирным путем.

По всему было заметно, что такое положение дел не устраивало организаторов провокаций. От их участников требовались более решительные и жесткие действия. И первое, что они сделали, срочным порядком заменили участников этих акций. Из центральных районов Китая доставили к границе в район провокаций хунвэйбинов и цзаофаней. Это представители наиболее агрессивных молодежных организаций в возрасте до 35 лет, руками которых Мао Цзэдун делал культурную революцию в Китае. Они как смерч прошли по всей стране, уничтожая всех и все, что было связано с Советским Союзом, кто был не согласен с политикой Мао. Особенно издевались над своей интеллигенцией, которая получила образование или работала в СССР. Их арестовывали, ссылали в глухие деревни на трудовое воспитание. Казнили и расстреливали всех, кто как-то сопротивлялся новой политике. И делалось это руками молодежи. Вот такой контингент вскоре появился на границе. С ним в дальнейшем мы и будем иметь дело.

От одной провокации к другой они становились все более яростнее и ожесточеннее. Ушли в прошлое наши мирные переговоры в начале встреч, перекуры и «уроки топографии». Вскоре стала понятна цель новой волны этих акций. На остров китайцы уже стали выходить с лозунгами и плакатами политического содержания. Теперь на практике они пытались реализовать как территориальные притязания, так и решить какие-то иные задачи.

Это накладывало на нас особую ответственность. Мы понимали, что в случае наших неправильных, необдуманных действий, в случае неправомерного применения оружия с нашей стороны мы можем породить непредсказуемые последствия не только на границе, но и в отношениях наших государств. Два мощных электрода начали в то время неудержимое движение навстречу друг другу А мы со Стрельниковым волею судьбы оказались между ними.

Часто, выйдя из провокации побитыми, оплеванными, оскорбленными, солдаты задавали мне один и тот же вопрос:

— Сколько же можно терпеть, товарищ лейтенант?

— Давайте дадим им разок по полной программе. Чтобы неповадно было.