Кровавый жемчуг

Наученный ею батюшка Кондрат на исповеди так прижал новобрачную, так ее хитрыми вопросами в угол загнал, что не выдержала – призналась…

Возмущенный батюшка так круто пригрозил епитимьей и лишением на десять лет причастия, что Кузьма счел нужным откупиться. Оловянная посуда переехала в поповский дом, и наступил мир.

Разумеется, Стеньке о том не сказали…

Стенька попробовал встретиться с ключником Артемкой Замочниковым, чтобы доподлинно узнать у него про медвежью харю, но оказалось, что Федора умнее его. Она увезла больного мужа к его родне, а в Стрелецкой слободе больше носу не казала.

Так это Стенькино дело и заглохло.

* * *

Конюхи, оставшись в амбаре с кладом, уже знали, как быть – вернуться в Коломенское, рассказать про Гвоздя Дементию Башмакову, да ему же и передать жемчуг, чтобы нашел подходящий для сокровищ храм.

Семейка развернул оставленную Деревниным епанчу, еще раз полюбовался находкой.

– А то – взять чего на память, светы? – спросил он. – Прав же подьячий – и церковь за труды платит.

Они с Желваком взяли по горстке жемчужных пуговок – все равно их много и цена им невелика, а девкам дарить пригодится. Озорной же отказался наотрез – выдерживал благочестие.

Семейка вышел поискать своего родственника, чтобы отдать ему ставший ненужным котел. На конюшне применения такой посудине не предвиделось. Данилка следом тащил подарок.

Родственник ругательски ругал баб:

– На Неглинке ночью пожар был, вам тоже захотелось?! Следите, куда ветер искры несет, дуры!

Данилка едва не выронил котел.

– Ты что, свет? – удивился было Семейка, но сразу все понял. – На Неглинку бежать вздумал? Сейчас тамошним девкам не до тебя!

– А ну, коли?… – договорить парень не мог, всучил грязный котел его новому хозяину и кинулся было бежать, да цепкая рука удержала за плечо.

– Да постой, я с тобой поеду, – сказал Семейка. – Мало ли что там…

Они вошли в амбар.

– Куда это вы? – негромко спросил Богдаш.

Глотка побаливала, но говорить, а не шипеть, как змей, он уже мог.

– Дельце у Данилы одно есть, съездим скоренько и за вами вернемся, – отвечал Семейка.

Тимофей и Богдаш переглянулись.

– Далеко ли?

– До Неглинки – и тут же назад.

То, что Семейка без лишних рассуждений решил идти с Данилкой, для них немало значило. Первым догадался, в чем дело, Богдаш. Он и хозяйские вопли за стеной амбара слышал, и о том, что молодцу без шалых девок с Неглинки порой трудно приходится, доподлинно знал…

– Поедем-ка и мы, что ли, – сказал он Тимофею. – Подведи-ка коня к телеге.

– А сможешь? – усомнился Озорной.

– С борта взберусь.

Данилка с Семейкой сразу же довольно быстро ушли грунью вперед.

– Ему-то чего на Неглинке искать? – спросил вовсе не желавший шататься по Москве без дела Тимофей.

– Девку он себе там, сдается, завел. Так от пожара не вышло бы с ней беды… Коли уцелела, так и Бог с ней. А коли нет – хоть уведем оттуда парня-то, – объяснил Богдаш.

Он ехал, не вставляя ног в стремена, берег колено.

– Женить его надобно, а то избегается, – буркнул Тимофей, но на Неглинку направился беспрекословно.

Семейка все оборачивался, словно не был уверен, что товарищи за ним последуют. Когда же заметил торчащую над пешими и конными голову Богдаша, приметную голову с высоко задранной бородой, удержал Данилку:

– Погоди, наши нагоняют. Вместе поедем.

Добираться было недалеко. Конюхи завернули за угол и увидели пожарище. Сердце верно подсказало Данилке – Федосьица в эту ночь еле успела с Феденькой выскочить.

Почему-то огонь пощадил избенку Феклицы, а вокруг несколько вполне еще справных домов сгорело напрочь. Девки в смирной одежонке бродили по золе, шевелили ее палками, пытаясь сыскать хоть что-то уцелевшее.

Спасти удалось немного – главное, колыбель с Феденькой уцелела! Стояла она посреди огорода, под смородинным кустом, и дитя, не успев испугаться и не осознавая опасности, сладко посапывало. Рядом лежала свернутая перина, стоял короб с тряпичной казной, на коробе – закопченный чугунок, из тех, что мастерят на Таганке.

– Нажитого добра жалко, – сказала Федосьица. – А дом – чего его жалеть! Были бы деньги!

– А есть? – спросил Данилка.

Он стоял рядом, держа под уздцы Голована и всем видом показывая, что приехал лишь убедиться – жива, здорова, дитя цело?

Конюхи, не сходя наземь, слушали беседу.

– А найдутся. В долг возьму, – по видимости беззаботно отвечала Федосьица, но этой бодростью она бы даже Данилку не обманула. – Сейчас главное – людей нанять, место убрать, головешки разгрести. Может, что и уцелело. А завтра с утра – на Трубную площадь.

– Что за площадь такая? – Данилка впервые слышал это название.

– А там домами торгуют.

– Как это – домами?

– Очень просто, – взялся объяснять Семейка. – Нарубят у промышленника люди бревен, привезут куда указано, срубят домишко. А потом бревнышки пометят, сруб разберут – и на Трубную! Приходишь, говоришь – мне, братцы, о трех окошках и с резным крылечком. Тебе кучу бревен на воз грузят, везут куда скажешь и там за день ставят.

– Дивное дело! – восхитился Данилка. – И просто, и скоро…

Тут он задумался.