Кровью омытые. Борис и Глеб

— К чему мне выдумывать, — обиделся Блуд. — Я, чай, не малец-озорник.

— Так отчего не воротил их? — взвизгнул Святополк. — Зачем дал сняться со становища?

— Без меня то было. Когда я на место прибыл, последние печенеги за курганами скрылись.

— Скачи вдогон, воевода, не мешкай! Вороти Боняка, ему золото обещано. Почему уговор нарушил?

Блуд попятился:

— Попытаюсь, князь, но не ведаю, сумею ли воротить Боняка.

— Скажи ему, как мороз Днепр закует, так и ударим на Ярослава. Слышишь?

* * *

Мрак еще окутывал землю, как от любечской пристани одна за другой отчалили переполненные ладьи и дракары. Вчера в сумерки на небольшой лодке-однодревке кормчий Ивашка замерил у того берега дно. Мели не оказалось, и теперь Ярослав спокоен: не придется ратникам лезть в студеную воду. Князь держится рукой за борт, переговаривается с воеводой Добрыней:

— Допрежь, воевода, стать тебе в засадном полку и в бой ввяжешься, ежели почуешь, что нам уже невмоготу. Воевода Александр и тысяцкий Гюрята на крыльях будут биться, а я в челе со свевами останусь.

— Надобно особенно остерегаться вершних печенегов, — заметил Добрыня, — с крыла чтоб нас не охватили.

— То так. Когда орда в сабли навалится, оторопь берет.

Не выпуская из рук руля, кормчий одним ухом слушал разговор князя с воеводой, другое навострил на правый берег. Там перекликаются дозорные, волчьими глазами сверкают по степи костры.

Легкие всплески весел изредка нарушали тишину на воде. Вот днище скребнуло по камешкам, ладья ткнулась в берег и замерла. С глухим стуком гридни спустили сходни и следом за Ярославом и Добрыней сошли на берег.

Одна за другой приставали к берегу ладьи, берег оживал.

Будоража спящий лагерь, закричали Святополковы дозорные, а новгородцы уже выстраивались полками, готовясь с рассветом начать битву.

* * *

Ночь проходила в тревоге. Святополк не спал, метался. Отрок то и дело поил князя квасом, прикладывал к голове мокрую тряпицу. Нездоровилось Святополку то ли с похмелья, то ли оттого, что в душе сумятица и волнение. В полночь вернулся ни с чем воевода Блуд. Хан Боняк отказался ворочаться, передав: «Трава вымерзла, и коню корма мало. Когда же снег землю покроет, будет еще хуже, отощают кони, начнут падать, а печенег без коня не воин! Ко всему место, где ты стоишь, озерное, как по льду коней погонишь?»

Святополк вскочил, забегал по избе, изрыгая ругательства:

— Проклятый печенежин!

Потом упал на войлочную полость, уткнулся в стену. Напрасно силился изменить ход мыслей, думал о княгине Марысе, чей-то чужой голос твердил: «Не видеться тебе с ней, покуда Ярослав под Киевом».

Неожиданно вспомнил, как за столом Горясер обещал тайно пробраться в Любеч и убить Ярослава. Приподнял голову, кликнул отрока. Тот появился не мешкая, протянул корчагу с квасом. Святополк отвел руку, сказал с досадой:

— Чего суешь, коли не просят. Поутру приведи боярина Горясера.

Отрок не успел выйти, как за стеной послышались шум, крики. Святополк встревожился:

— Что за переполох, поди узнай.

У двери отрок столкнулся с боярином Путшей. Тот дышал тяжело. Еле переводя дух, выпалил:

— Князь, новгородцы Днепр перешли!

Святополк вскочил, засуетился, накричал на перепуганного отрока:

— Тащи броню да помоги одеться!

Путша стоял не двигаясь. Кровь отхлынула с его отвислых щек, руки мелко дрожали. Тревожный шум за стеной усиливался.

— Боярин Путша. — Святополк ухватил его за плечи, заговорил быстро, шепотом: — Укрой за ближними холмами десяток гридней с запасными конями и сам от них не отлучайся. Буде надо, дожидайся меня. Да наряди гонца в Киев к княгине Марысе, пусть на всяк случай в дальнюю дорогу соберется…

— Исполню, князь! — обрадовался Путша и выскочил из избы.

Полки изготовились, встали друг против друга; новгородские и киевские смерды и ремесленный люд, княжьи гридни и варяги, опершись на мечи и копья, щитами огородившись, ждут рассвета. Во тьме запросто за недруга своего принять можно.

Тысяцкий Гюрята велел перегнать ладьи к любечской пристани, сказав Ярославу:

— Дабы знали, назад нет возврата!

Серело медленно. Колючий морозный ветер дул новгородцам в спину.

— То добрый знак, — заметил стоявший поблизости от Ярослава новгородец.

Ярослав поднял голову. Небо обложили снежные тучи. Заметив, что князь посмотрел на небо, гридин, прислонив к ноге щит, сказал:

— Не быть седни солнцу.

Ярослав оставил его слова без ответа, подождал немного, послушал, как киевляне с новгородцами перебраниваются, только потом, повернувшись к трубачу, проговорил негромко:

— Пора!

Тот поднес к губам рожок, заиграл. Качнулись новгородцы, пошли скорым шагом, а лучники позади спустили тетиву. Запели стрелы. Сшиблись полки, зазвенела сталь, затрещали сломанные копья.

Не выдержали киевляне ярости новгородцев, попятились, побежали.

Напрасно воевода Блуд пытался задержать своих гридней, искал глазами Святополка. Тот был уже далеко. Едва началась сеча, Святополк покинул ее и с боярином Путшей и гриднями скакал, меняя коней, к Киеву, чтобы оттуда укрыться в Польше. А князь Ярослав вошел в Киев.

* * *