Круче некуда

Курц поехал сначала на восток, а потом на юг, по четырехполосному Шоссе 400. Вскоре по сторонам дороги остались лишь темные холмы. Началось Шоссе 16. Время от времени на пути попадались небольшие городки. Машин практически не было. Проезжая мимо Шэфи, Курц увидел людей в маскарадных костюмах, расхаживающих между большими белеными домами, окруженными деревьями. По шоссе летели опавшие листья, холодный ветер нес облака, иногда закрывавшие серп луны. Хэллоуин чувствовался во всем. На него можно было смотреть, его можно было ощутить кожей. Им пахло.

Курц посмотрел вечерние и ночные новости, сидя у Гейл. Он чувствовал, что Гейл его недолюбливает и нервничает, когда он рядом, но не знал почему. В новостях ни слова не сказали о бойне в Неоле. Пятнадцать секунд уделили сообщению о том, что детектив из полиции Буффало получил огнестрельное ранение. Сказали, что пострадавший находится в хирургии и что подробной информации пока не поступало, но жизнь офицера уже вне опасности.

В течение всего дня Гейл постоянно сообщала Арлин о состоянии Риджби по электронной почте. Она перешла из критической фазы в просто тяжелую. Медсестры из отделения интенсивной терапии сказали Гейл, что у двери палаты поставили круглосуточную охрану, а темнокожий детектив пробыл там почти весь день, ожидая, когда пациентка придет в сознание.

Курц включил радио и настроил его на свой любимый джазовый канал. Он слушал музыку, пока не уехал от Буффало слишком далеко, и сигнал не пропал, когда он въехал в долину неподалеку от Неолы. Он понял, что с момента пересечения с федеральной трассой попросту дремал за рулем и пришел в себя километров за десять до городка.

Городок спал. Несоразмерно широкая Мэйн-стрит была темна и пустынна. Судя по всему, здесь прошел сильный дождь. Бумажные гирлянды и оранжево-красные украшения на домах размокли и рвались под порывами ветра.

Курц ехал через город, не торопясь. Вряд ли сотрудники службы шерифа обратят внимание на новенький голубой "Бьюик". Хотя один человек точно видел эту машину рядом с "Рэйнбоу Центр", подумал Курц.

Проехав по мосту через Аллегейни, он свернул влево, на проселочную дорогу. Добравшись до гравийной дороги, Курц выключил фары и остановился. Затем он повернулся назад и достал армейские очки ночного видения. Включив их, он без труда поехал дальше, по колее, где уже однажды проезжал.

Остановившись у загородки, Курц достал остальное снаряжение с заднего сиденья. Потом он снова накинул куртку. В карманы Курц положил запасные обоймы для "Браунинга" и две светошумовые гранаты. Пустой вещмешок он бросил обратно на заднее сиденье.

Курц пошел вверх по склону холма. Пробравшись через дыру в загородке, которую он сделал в прошлый раз, он стал обходить холм по широкой дуге, собираясь сначала забраться на его вершину, а потом уже спуститься к "Клауд Найн". Очки ночного видения позволяли ему видеть все, будто в солнечный день, хотя на небе горели лишь звезды и серп луны.

Он шел вдоль рельсов игрушечной железной дороги, не вынимая "Браунинг" из кобуры, и вдруг услышал какой-то шум и увидел движущиеся огни.

Музыка, что-то вроде синтезатора или каллиопы. Она доносилась с центральной дорожки парка. Огни мелькали как раз там. Колесо обозрения вращалось, освещенное редко стоящими лампами.

Но потом послышался другой звук. Он был громче и приближался, двигаясь туда, где стоял Курц. Появился еще один огонек.

Это ехал игрушечный поезд.

Глава 49

Даже с расстояния в пятьдесят метров единственная фара локомотива ослепила Курца. Поезд обогнул холм и ехал прямо на него. Вагоны светились зелено-белым светом в окулярах очков ночного видения.

Курц сдвинул очки вниз, и они повисли на ремешке у него на шее. Он взобрался по склону холма метров на пятнадцать и спрятался в густом кустарнике. Передернув затвор, чтобы дослать патрон в патронник "Браунинга", Курц поставил локоть на колено и навел пистолет на стремительно приближающийся поезд. Потом он взялся за очки левой рукой и снова натянул их на глаза, стараясь не глядеть на фару локомотива.

Миниатюрный поезд, когда-то катавший посетителей парка отдыха, проехал мимо него. Курца обдало дымным выхлопом жужжащего, как газонокосилка, двухтактного двигателя. Стуча колесами и покачиваясь, поезд двигался дальше, огибая холм и уходя к перелеску на юге.

– Иисусе, – прошептал Курц.

В кабине локомотива не было машиниста. Вообще никого не было. А вот в трех миниатюрных открытых вагончиках пассажиры были. В каждом вагончике могли бы с удобством разместиться два ребенка. Или один взрослый, уже без удобств, сидя на низкой скамеечке и задрав колени к подбородку. Но вагончики были забиты трупами. Четверо мужчин, две женщины и два ребенка, всего – восемь мертвецов, автоматически сосчитал Курц.