Круг Матарезе

На первый взгляд, ответ должен быть утвердительный. Шесть лет назад во время международной выставки космической техники в Париже один русский инженер сделал попытку установить контакт с западными службами. Его разыскали, предоставили убежище, а затем радушно приняли в космических кругах Хьюстона, где перебежчик получил работу, кров и защиту. Однако он не был признан выдающимся ученым. Русские иронизировали по поводу его "идейной неустойчивости", давая понять, что "идеи" этого ученого могут быть оценены невзыскательными лабораториями Запада более высоко, чем требовательными советскими специалистами.

Вскоре о сбежавшем позабыли. Вплоть до того момента, когда восемь месяцев назад вдруг стало казаться, что русским заранее известны траектории полетов американских спутников: почему-то с поразительной частотой советские орбитальные станции стали встречаться с космическими объектами американцев. Источник утечки информации надо было обнаружить, что и сделали. Следы привели ко всеми забытому русскому ученому. Далее все было невероятно просто. В Амстердаме было созвано совещание по очень специальным вопросам, касавшимся как раз той узкой области, в которой работал наш ученый; его доставили в страну правительственным самолетом, а остальное предстояло осуществить агенту по выполнению специальных операций из Госдепартамента США, то есть поручение было возложено на Скофилда.

Брэю давно удалось расшифровать коды, с которыми работали люди из КГБ в Амстердаме. Знал он и о способах их связи, и о методах работы. Он привел машину в движение и был потрясен реакцией объекта. Она-то и вызывала теперь глубокую озабоченность Скофилда: пожилой русский не выказал облегчения, когда с ним вышли на связь. И это после шести лет якобы двойной жизни, когда он уже вправе был ожидать благодарности со стороны своего правительства и заверений в том, что оставшиеся ему годы он проведет в комфорте. Пусть бы и ждал, черт его дери! Брэй в их конфиденциальной беседе по телефону как раз дал ему недвусмысленно понять о признательности правительства.

Но в том-то и дело, что пожилой русский не казался счастливым. Не оказалось у него и каких-то стоящих связей и контактов в Хьюстоне: Скофилд запросил досье этого господина, настолько подробное, что в нем фиксировались чуть ли не по часам все события внутренней жизни объекта. За ним ничего не числилось в Хьюстоне – он жил как крот. Вот именно как крот, в полном смысле этого слова. И это тоже беспокоило Брэя. А к кроту в шпионаже неприменимы никакие привычные характеристики и общие схемы.

Что-то тут было не так. И тем не менее у Скофилда было свидетельство: агент пошел на контакт с мнимым КГБ. Скофилд сегодня сам подтвердил это. И урок должен быть преподан.

Короткий резкий звук раздался в приемнике. Через три секунды он повторился, и Скофилд, нажав кнопку, дал понять, что сигнал услышан. Он убрал приемник в карман пальто и принялся ждать.

Не прошло и минуты, как он увидел очертания человеческой фигуры, возникшей из пелены тумана и дождя. Свет уличных фонарей и морось окутывали фигуру пожилого господина мерцающим ореолом. Походка его была неуверенной и в то же время преисполненной какой-то болезненной решимости, словно шедший и жаждал встречи, и одновременно испытывал отвращение к предстоящему свиданию. Но это не имело значения.

Брэй взглянул вправо. Как он и предполагал, кругом не было ни души, ни тени на улицах в этот ранний час. Он повернул налево и стал подниматься по пандусу к середине моста. Русский приближался с той стороны. Скофилд старался держаться вне света фонарей, что оказалось нетрудно: первые три из них по левой стороне моста вышли из строя и не горели.

Дождь колотил по булыжнику моста. Пожилой русский стоял, положив руки на перила, и глядел вниз на воду. Брэй зашел сзади, шум ливня заглушил его шаги. В левом кармане плаща лежал небольшой сверток в водонепроницаемой упаковке, поверхность которой была обработана специальным химическим составом. Попадая в жидкость, состав этот в течение тридцати секунд приобретал невероятную клейкость и намертво прилипал к тому месту, куда его приложили. Липучий сверточек содержал неопровержимые улики: микропленку с записью разговора и микрофильм. И то и другое предназначалось агентам КГБ в Амстердаме.

– Плохая ночь, старый приятель, – по-русски заговорил Брэй, вытаскивая оружие.

Пожилой человек обернулся и замер.

– Почему вы связались со мной? – спросил он тоже по-русски. – Разве что-нибудь произошло?.. – Он увидел автомат и замолк на секунду. Но затем продолжал, и страх его сменился необычайным спокойствием. – Да, я вижу, что-то произошло, и я теперь не представляю для вас интереса… Давай смелее, товарищ! Ты сделаешь мне огромное одолжение.

Скофилд следил за ним. Он заглянул русскому в глаза, в которых уже не было страха. И заговорил по-английски:

– Вы активно прожили эти шесть лет. К сожалению, вы со своей стороны вообще не сделали нам никаких одолжений. Вы оказались не так благодарны, как нам бы хотелось.

Русский понимающе кивнул.