Круг Вечности: Реставратор (СИ)

Я выбросил фотографии на пол и почувствовал себя дураком, я не знал, как и что, но Настя... Я понимал, она сотворила что-то очень плохое и за моей спиной, но не мог понять что именно. Она обманула меня, она что-то сделала против Веры, но та даже не поняла этого. Хоть Вера была счастлива, но это безумием. Я обвинительно глянул на две закрытые картины и сорвал с них покрывало.

То, что увидел я тогда, вызвало во мне сдавленный крик.

Они были одинаковы. И ни на одной из них не была изображена Вера.

==========

Глава 5 ==========

Я бесцельно бродил по улицам родного города в надежде убить время перед тем, как мне сообщат хорошую весточку. Я не знал какую, но очень жаждал хоть какой-то доброй новости. Прохладный ветер дул в лицо и морозил руки, но я не хотел домой.

С тех пор, как Вера исполнила свою мечту, получив заветный контракт, прошло почти полгода, и наступила весна. Солнце стало чаще навещать наш город, но меня оно не радовало. Вот уже полгода, я знал, что потерял дом.

Там было пусто, и если Вера и приходила, то приводила неприятных мужчин или девиц с холодным смехом и яростным взглядом. Новые "подруги" завидовали ей, а старых она и сама "потеряла". Мужчины, или были увлечены друг другом или же болтали столь скабрезные шутки про Веру или её "подружек", что я ловил её взгляд, прося разрешения, как минимум вышвырнуть шутника за дверь, а лучше - вырвать ему язык, или позвоночник. Я не любил драться, но ради защиты чести женщины я всегда был готов вступить в бой. Видимо, я был воспитан на других книгах и фильмах, чем мои новые знакомые, но не видел в этом проблемы для себя, а только для них. Защита чести женщины - этом было что-то правильное, гармоничное и незыблемое. В этом тоже, была своя красота.

Но в эти моменты, она осаждала меня строгим взглядом и фальшиво хихикала, изображая подобие смеха. Я уходил, не в силах выносить этой мерзости в некогда моем скромном доме.

Быстро заработанные деньги Вера не считала, тратила их как ей было угодно, я лишь запрещал ей тратить их на наш общий быт, то, что она приносила должно было принадлежать только ей. Только так я мог защититься от мысли своей никчемности на фоне богатой женщины рядом. И посему, её блестящая, яркая одежда хранилась в скрипучем шкафу, новый серебристый телефон был самым современным предметом на кухне и явно стоял дороже, чем вся кухонная техника вместе взятая.

Но к моему разочарованию, компанию Веры не смущало наша нищета. Та "тусовка", в которую ввязалась Вера, мне противна. Возможно, среди творческих людей есть и другие компании. Есть те, кто спорят о великом, рассуждают о высоком и, не снимая облика интеллигентных и скромных людей, при этом дарят миру шедевры. Возможно. Но, компания Веры была другой, и да - ни одного настоящего шедевра или хоть чего-то достойного внимания среди работ её новых друзей я не встречал.

Я не видел в них гениев со странностями, я видел сброд тех, кто посчитал себя великими Мастерами и посему позволял себе опуститься до уровня дворовой собаки.

Все их высокопарные эпитеты друг другу вызывали у меня смех. "Ты - современный Достоевский" - говорила подвыпившая крупная брюнетка с безумными, выпученными глазами, очкастому коротышке, который за минуту до этого лобызал её руки, приговаривая о том, что её душевный стриптиз, излитый в похабную песню о любовном треугольнике - "гениален".

Другой коротышка с масляными глазками - "великий режиссер" тот самый, кого я встретил на фотосессии. привез в подарок Вере огромный темный альбом, внутри была серия фотографии некого "гения". Весь альбом был из картинок одного сюжета - обнаженная бледная женщина с черным, словно вымазанным в саже мужчиной, или просто объятая несколькими парами темных рук.

- Пошло, - тогда сказал я и с брезгливостью закрыл альбом.

- А твоя картина с девкой?! - возмутилась Вера, резко округлив глаза, и меня проняла мелкая дрожь. Неужели Вера ни разу не увидела, не поняла того, что на всех своих фото она та самая "девка"?

- Есть разница между эротикой и похабщиной, между обнаженностью и пошлостью. Это, - кивнул я на альбом - грязь.

- Ой, это все слишком тонкая грань, - покачала она головой.

- Всегда различимая, - ответил я и поник, вспоминая о Настасье и двух портерах, что уже месяцы пылились в кладовой. Когда Вера пыталась спросить у меня, что же случилось с моим рвением к реставрированию я отмалчивался и она, все-таки меня, понимая, не задавала лишних вопросов.

К моему и её сожалению, с того момента мне было сложно рисовать. У меня дрожали руки от какого-то иррационального страха навредить своей ситуации еще больше.