Круг зари

Тяжелая бомба прямым попаданием развалила один из корпусов лесотехнического института, но в другом, рядом с которым дежурил Алексей, через месяц начались занятия.

То была первая боевая ночь строителя Магнитки Алексея Устюжинского, и за нее он получил первую боевую награду.

* * *

— Как-то потом в госпитале слышу в «Последних известиях», — рассказывает Алексей Сергеевич, — сперва, понятно, о боях в районе Сталинграда и в районе Моздока, а дальше:

«На одном из заводов Южного Урала заканчивается сооружение новой доменной печи». Так душа и встрепенулась: в Магнитке! Чего бы, думаю, не дал, чтобы оказаться там, с ребятами…

Мы беседуем с ним на той самой набережной Северной Двины, и разговор то и дело перескакивает то на Магнитку — и я рассказываю о людях, которых он помнит, и о сегодняшнем городе его давней мечты, — то возвращается к той страшной ночи, от которой нас отделяют тридцать лет.

Алексей Сергеевич высок, сухощав. У него, как иногда пишут, «точеные черты лица», почти не задетые морщинами, и совсем седые волосы.

— А вообще-то ночь та, первая, как бы сказать, воскресила меня, — медленно продолжает он. — Равновесие, что ли, восстановила. И моральное, и даже физическое. Клин клином вышибло. Нервное потрясение ли помогло, вторая контузия ли — не знаю, однако, по выздоровлении видеть стал гораздо лучше. Огонь поразил, огонь и вылечил, — смеется он так. — В сорок третьем уже воевал. Ну, на фронте не страшнее показалось… После войны преподавал в техникуме. А Магнитку не забываю, заезжал несколько лет назад. Разве сравнишь с прежней!.. Да и наш город не сравнить.

Перед нами — сверкающее белизной здание лесотехнического института. Все здесь новое, послевоенное, кроме памятника Ломоносову, что был немым свидетелем кошмара сорок второго года. А чуть поодаль блестит стеклом выстроенный по последнему слову архитектуры морской вокзал.

— Смотрите, — оживился вдруг Алексей Сергеевич, — туда, левее смотрите! Читайте на борту: кажется, «Магнитогорск».

— Точно, «Магнитогорск».

— Вот так! Магнитогорск — на Двине! Вроде бы раньше не было его у нас. Магнитка везде…

Мы наблюдаем за новеньким буксиром. Я сообщаю, что скоро из Ленинграда выйдет океанский теплоход «Магнитогорск». А этот, маленький, легко разворачиваясь, рассекает речную гладь и идет к противоположному берегу, где его ждут массивные баржи. Вот он стал точкой, а вот и совсем размылся в солнечных лучах.

Генрих Рогозин,

секретарь общества «Знание»

ПИРЧЮПИС

Стихотворение

Здесь кажется — остановилось время,и все, как было много лет назад,качается сожженная деревня,и ждут пощады детские глаза.Над пеплом черным,над травой зеленой —

из камня Мать…Ей век одной страдать.У всех явлений есть свои законы,но страшно, если каменеет Мать.Она в себя такую боль вместила,какой нести не может человек.…У ног ее — безмолвная могила,цветы живыеи XX век.

Геннадий Корчагин,

машинист крана

ЧАБРЕЧНЫЙ ДОЛ

Стихотворение

Я слушал рокот перекатаИ видел серую скалу.Она скорбела по солдату,Что не вернулся поутруВ селенье тихое у речки,В саманный дом, в Чабречный дол,К березке тонкой.                           В лютый вечерОн пал геройски за Оскол.Теперь он бронзов, в бронзе каска,

Заря на бронзовом лице.Стоит чуть сгорблен, по-солдатски,В голубоглазом чабреце.Я видел это в час заката.В тот тихий предвечерний часЧабрец вздыхал у ног солдата —И слезы капали из глаз.

Иван Жирош,

разметчик

ВОЗВРАЩЕНИЕ ЖАННЫ-МАРИИ

Очерк

Наш механический цех — не основной, хотя прежде и назывался основным механическим цехом, сокращенно — ОМЦ. Здесь не ходят прославленные рабочие в войлочных шляпах, не колдуют знатные люди в синих очках и не преображаются по мановению руки именитых вальцовщиков огненные стальные полосы в могучих валках прокатных клетей. Но мы нужны всегда и везде — ведь ни один еще завод не обходился без умельца-токаря или слесаря. Коллектив наш так же славен молодежными бригадами, и все мы полны той же горячей жизни, что и хозяева огня, которых куда чаще показывают на экранах.