Флэндри заставил группу продолжать путь, освещая дорогу фонарями. Он старался не слышать иронических замечаний, раздававшихся иногда за его спиной, хотя они причиняли боль. Упала ночь, не намного прохладнее, чем день, антрацитно-черная, наполненная скрипящими звуками и отдаленными криками неизвестных животных, но люди неизменно продолжали свой путь.
После еще одного кошмарного ночного часа пути Флэндри приказал сделать привал.
В этом месте поперек тропы бежал ручей. Высокие деревья окружали и хорошо заслоняли кронами маленькую поляну. Луч света от фонаря Флэндри пробежал по кругу, выхватывая из темноты на краткий миг то лист, то глаза его команды.
— Здесь есть вода и естественная защита, — сказал он, — что вы думаете об этом месте, дорогая леди?
— Подходящее, — ответила она.
— Вы видите, — пытался он объяснить, — мы должны отдохнуть, да и рассвет скоро наступит. Я бы не хотел, чтобы нас можно было заметить с воздуха.
Она не ответила.
«Тот, кто потерял свой корабль, не достоин ответа», — подумал он.
Люди снимали свои ноши. Некоторые из них ели всухомятку до того, как непроизвольно погрузиться в сон, присоединившись к уснувшим раньше товарищам.
Офицер медицинской службы Филипп Кейпьюнен сказал Флэндри:
— Без сомнения, капитан согласится, что он должен первым осмотреть людей. Но я буду очень занят в течение ближайшего часа или даже двух, мне необходимо постоянно быть с моими тяжелыми пациентами. Их одежда нуждается в смене, они должны применить свежие энзимы, антирадиационные пилюли, болеутоляющие средства — то есть я должен делать обычное в таких случаях дело, и мне не нужна помощь. Поэтому, сэр, вы могли бы, пока суд да дело, отдохнуть. Я позову вас, когда закончу.
Флэндри вряд ли услышал последнее предложение, произнесенное Кейпьюненом. Он проваливался все ниже и ниже в призрачное ничто. Последнее, что он осознал, — было то, что покров, устилающий землю, — ковровая трава, как ее называла Кэтрин, несмотря на то, что в действительности это было необыкновенно разросшееся миниатюрное губчатое растение, — создавал влажный, но все равно очень приятный матрац.
Доктор разбудил его легким потряхиванием, как и обещал, через два часа, и предложил ему стимулирующую таблетку. Флэндри жадно проглотил ее. Хорошо еще было бы попить кофе, но он не осмелился разрешить развести костер. Он обошел поляну, нашел удобное место между двумя огромными корнями какого-то дерева и сел, расслабившись, прислонив спину к стволу. Дождь прекратился.
Украдкой приблизился дидонианский рассвет. Казалось, что свет как-то конденсируется в теплом слоистом воздухе, капля за каплей, как обычно конденсируется туман, чьи щупальца ощупью ползли по одежде спящих.
Если не считать журчания ручья и звука падающих с листвы капель предрассветного дождя, недавно еще моросившего, на земле царило глубокое молчание.
Раздались шаги.
Флэндри начал вставать, уже наполовину вытащил свой бластер из кобуры.
Когда он увидел ее, он быстро спрятал свое оружие и внутренне перекрестился. Его сердце екнуло.
— Дорогая леди. Что… что заставило вас встать в такой ранний час?
— Не могла заснуть. Слишком много мыслей в голове. Вы не возражаете, если я присоединюсь к вам?
— Какие могут быть возражения?
Они сели рядом. Он так изменил свое положение, что вроде бы было естественным, чтобы он смотрел на нее.
Некоторое время она смотрела в джунгли. Физическое измождение заставило ее глаза ввалиться и сделало ее губы бледными.
Неожиданно она повернула голову к нему.
— Поговорите со мной, Доминик Флэндри, — попросила она умоляющим тоном. — Я думала о Хаге… о том, насколько я могу надеяться вновь встретиться с ним… Могу ли я быть с ним? Не будет ли происшедшее со мной вечно стоять между нами?
— Я уже говорил вам, — «целую космическую эпоху назад», подумал про себя Флэндри, — что если он позволит…
ну, хорошо, — такой девушке, как вы, уйти, в любом случае, — он идиот.
— Благодарю, — она слегка наклонилась и пожала его руку. Он еще очень долго чувствовал это рукопожатие:
— Мы с вами будем друзьями? Друзьями, называющими друг друга на ты?
— Мне бы очень хотелось этого.
— Нам следует устроить по этому поводу небольшую церемонию, как это принято у нас на Эйнисе, — ее улыбка была грустной. — Выпьем бокал хорошего вина и… — но это попозже, Доминик, попозже.
Она поколебалась.
— В любом случае, война для вас закончена. Вас интернируют. Это вовсе не означает тюремное заключение; видимо, это будет обычное жилье в Новом Риме. Я буду навещать вас, когда у меня будет такая возможность, буду приводить с собой Хага, когда он будет свободным от дел. Может быть, нам удастся уговорить вас присоединиться к нам, чего я искренне желаю.
— Сначала нам нужно добраться до Порта Фредериксен, — сказал он, не осмеливаясь сказать ничего, кроме банальности.
— Да, — она наклонилась вперед. — Давай обсудим это. Я уже сказала тебе, что нуждаюсь в общении. Бедный Доминик, ты спас меня от плена, потом от смерти, теперь тебе предстоит спасти меня от моих личных переживаний и ужасов. Давай поговорим о деле.