Он присел на хвост, подняв свою остроконечную голову до уровня головы Дианы. Вспышки отраженного света появлялись во впадинах под надбровными дугами. Но речь его оставалась спокойной, голос звучал задумчиво и даже грустно:
— Вэчи Урдиолхи безземельны, не имеют владений. Закон таков, что они вследствие этого должны были долго и беззаветно служить Расе. Наши дома, в которых мы жили на протяжении веков, мы сдаем в аренду. Наше состояние формировалось в меньшей степени благодаря службе, освященной веками, и в большей степени благодаря тому, что мы могли завоевать на других планетах. Это привело нас в конце концов на передний край распространения Расы, но это также вплотную приблизило нас к мирам, с которыми никто из нас никогда не был знаком.
Моей нянькой была колдунья. Она служила нашей семье с тех времен, когда еще мой дед был младенцем. У нее было четыре руки и шесть ног, и то, что было ее лицом, тоже возвышалось над ее плечами, она пела мне песни, состоящие из звуков такой высоты, что я не всегда мог услышать их, и она творила чудеса, принесенные с Эбонитовых гор, ее родины. Нянька была умна и добра и во мне нашла внимательного слушателя.
Я думаю, благодаря ей у меня зародился интерес к жителям других планет. Это было полезно Мерсейе, мы нуждались в новых знаниях, в новых открытиях, у меня был узко профессиональный интерес к инопланетным существам. И, понимаешь, Диана, не всегда я находил примитивные суеверия. Обычаи, традиции, история, философия… Мы осмеливались утверждать, что ничего особенного в них нет, едва успев попасть в мир, который дал жизнь тем, кто в нем обитал…
Среди тех народов, которые не имеют техники, я не раз видел такое, что не под силу никаким машинам.
В некоторой степени я стал мистиком, правда, в остальном я по-прежнему рационален. И вообще, кто точно может указать, где проходит граница между «естественным» и «трансцендентным»? Гипноз, истерическая сила, стигматы, обострение чувственного восприятия, психосоматические эффекты, телепатия — все это презиралось на ранней стадии развития науки обществом, и лишь потом было признано и принято, когда поняли все эти процессы и явления.
Я просто применяю свое умение, которым обладаю, которое, может быть, поможет улучшить восприятие там, где датчики и измерительные приборы бессильны.
Однажды я отправился в путешествие на Ширейон. Это наиболее страшная, сверхъестественная планета из всех, какие я когда-либо видел. Она является доминионом Ройдханата, но только потому, что Ройдханат помогал существовать остаткам жителей этой планеты, кем бы они там ни были. Все происходило из-за того, что эта планета была очень, очень старой. Там была цивилизация еще миллион лет назад, она могла бы обосноваться в этой области галактики, где мы только что начали обживаться — в конце одного спирального ответвления. Эта цивилизация исчезла, никто из остатков жителей не мог, а может быть, и не хотел сказать, почему так произошло. Этим жалким остаткам жителей Ширейона очень нравится предостерегать нас, мерсеян, от соблазна разозлить их. Да, мы — высокомерные завоеватели, ходим по струночке среди них!
Я был принят апостолами Айчарайха, в его крепости Раале. Он старался проникнуть глубже в сознание — не в сознание своего народа, или ваше, или в чье-то еще, он имел в виду проникнуть в то совершенство всеобщего Сознания, которое, как утверждают ученые, не существует.
Он старался заглянуть гораздо глубже туда — я думаю, глубже, чем кто-либо из живущих на всех планетах. Он не вызвал во мне того, чего я сам не хотел вызывать, а возможно, он и не пытался этого сделать. Но он научил меня пользоваться тем, о чем рассказал мне; и без этого умения, нового для меня способа существования в космосе, я бы никогда не сделал и половины того, что я уже успел.
Подумай только: прошла лишь одна декада, а мы уже находимся на верном пути к полному взаимопониманию с двумя расами Тэлвина.
Я хочу, Диана, не просто испытать твою душу, но вместе с тобой изучить ее. Я хочу знать, где находятся границы того, что называется «быть человеком»; а ты узнаешь, что означает быть мерсеянином или мерсеянкой.
Отблески пламени плясали и шептали среди движущихся теней; фигуры и надписи на монолите, который перекрыл тропинку, уже почти можно было различить. Дым клубился в ее венах; вокруг нее и внутри нее тихо, монотонно звучал убаюкивающий голос Отца.