- Тут выйду. Спасибо, - Юрий Николаевич пожал приятельски протянутую руку и соскочил на грунтовку. Проводил ЗИЛ взглядом и зашагал к тропке, проторенной в траве. Поднялся ветер. Метелки хлестали Журского по штанинам, но он не замечал этого, как не замечал и того, что похолодало. Юрий Николаевич вообще не видел сейчас ничего, кроме одинокой избушки, к которой он направлялся намеренно спокойным. неторопливым шагом. "Может, старика вообще нету дома, а я уже паникую", - думал - и чувствовал внимательный оценивающий взгляд. Откуда смотрят? Из окна? Или из-под старого тележного остова, который разбившимся о рифы кораблем лежит здесь, выброшенный на берег травянистого моря? А может быть, их несколько, невидимых наблюдателей? Он вспомнил тот день, когда впервые столкнулся со скрытой силой этого подворья - далекую-далекую зиму его тринадцатилетия. Были каникулы каникулы только начались, Юрась, закончивший четверть почти на "отлично", до ночи пропадал на улице. Занятия на скрипке не в счет - к ним он привык и даже, к удивлению как сверстников, так и взрослых, умудрялся получать от упражнений удовольствие. Но то - утром или ближе к вечеру, а днем катание на самодельных санках, снежные баталии, строительство крепостей... Мать с отцом, словно сговорившись, не трогали ребенка, давая ему как следует отдохнуть. А играть в снежки и возводить стены лучше всего было на границе деревни и леса - большой участок, цветущий и колосившийся летом, зимой превращался в идеальную площадку для забав. Что же до одинокого дома, который "бацьки" строго-настрого велели обходить стороной - так и бес с ним, с домом! Хотя, конечно, любопытно, что в нем такого особенного... Ну живет какой-то дядька, Юрась даже видел его пару раз, когда с отцом проезжал мимо: стоял себе мужик во дворе, чего-то мастерил. Конечно, не совсем обычно, чтобы жить одному, да еще на отшибе, вдали от всех - но мало ли как бывает. Кстати, и живет-то мужик не один, а со стареньким отцом (так ребята рассказывали - они же, ребята, строили самые разные догадки насчет того, почему родители так относятся к отшельникам: представляли последних уголовниками, обрусевшими фашистами, американскими шпионами...) Но ничего такого уж завлекательного в одиноком доме мальчишки не находили. Особенно после того, как Михай Грышчук грозился пробраться на подворье отшельников - а день спустя выполнил обещанку, но вернулся домой странно притихший и неделю на уроках предпочитал стоять. Насевшие со всех сторон пацаны добились только одного - гордо продемонстрированных голеней, которые оказались жестоко обожженны крапивой. По всей видимости, крапива же погуляла по Михаю и значительно выше коленок. К изумлению мальчишек, Грышчукова мамаша, баба бойкая и цепкая, не побежала жаловаться на отшельников властям и сама никаких карательных мер не приняла (пострадавший Михай не в счет). С тех пор одинокий дом ребята обходили стороной, упорно делая вид, что его не существует. Словно инстинктивно чуяли, насколько серьезной и опасной была бы любая попытка вмешаться в тамошнюю жизнь. Сегодня же все случилось само собой. Рыжань, веселый и непосредственный пес, принадлежавший Витюхе-Хворостине, всегда принимал в ребячьих играх самое активное участие. И надо же было такому случиться, чтобы выхватив сбитую в запале сражения Юрасеву шапку-ушанку, Рыжань решил позабавиться. Он выждал, пока потерю обнаружили, радостно вильнул хвостом-бубликом и рванул как можно дальше от преследователя. - Стой! - крикнул Юрась, хотя особо в порядочность пса не верил. - Брось, дурень! Эх!.. Шапку мать привезла из района, отдав за нее несусветные деньги. - Гэта ж чужое! - вторил Витюха. - А ну стой! Рыжань! А Рыжань рассекал снежное море, направляясь прямиком к домику отшельников. Когда преследователи бежали недостаточно быстро, пес даже притормаживал, чтобы подождать их. Впрочем, почти все ребята отстали - кроме назадачливого владельца шапки. Юрась мчался сломя голову, часто оскальзываясь и падая в снег. Ветер швырял в лицо крошки морозного неба, левая рука /"Беречь, нужно беречь пальцы!"/ выстыла - варежка с нее соскользнула и теперь, пришитая специально для такого случая, болталась на шнурке. Бесчувственная рука наоборот, неуклюже торчала и не сгибалась... - Стой! Рыжань, стой! Вдруг, словно усовестившись, пес бросил шапку в сугроб, прижал уши и заливисто залаял. Опустив голову, он понесся к поленнице, куда мгновеньями раньше метнулась низенькая тень: кошка? курица? хорек?.. Честно говоря, Юрасю было все равно, какую новую забавку отыскал себе Рыжань. Мальчик подобрал шапку, вытер о снег песью слюну и с отчаяньем поглядел на дырку в левом "ухе": отец таки не удержится, наверняка отшмагает ремнем! Нахлобучив на голову трофей и растирая омертвевшую руку, Юрась наблюдал за зверем Тот, взлаивая, оббежал поленницу и, выбрав подходящее место, припал к ее основанию - заработал лапами, прорываясь к одной ему ведомой цели. - Чаго гэта ён... - пробормотал Витюха. - Зусим здурэу. Именно Хворостина первым заметил долговязый силует (и откуда взялся?!), приближающийся к псу. В руках - кнут-пужало, с которым выходят на выпас коров пастухи: деревянный держак с прикрученным к нему длинным резиновым хлыстом, на хлысте - узелки, чтобы больней ложились удары. Взмах. - Гэй! Не зачепай! - заорал Витюха. Но с места не двинулся. Молодой отшельник (хотя какой же "молодой"? ему уже тогда было лет под сорок, а выглядел - на все пятьдесят) мрачно поглядел на ребятишек, зыркнул на выплясывающего вокруг него Рыжаня. Больше и не пошелохнулся. Хворостина потух под прицелом этих глаз - свистнул пса, и тот послушно, даже, кажется, с радостью, оставил обидчика в покое. Витюха тотчас припал к Рыжаню, отыскивая след от пужала. Поэтому так и не заметил небольших следов, что тянулись вдоль собачьих к самой поленнице и дальше; небольшие такие следы, странные. Словно ягненок пробежал. А еще не заметил Витюха мелкой зверюшки, что метнулась от дров, когда молодой отшельник "угостил" пса кнутом. Вот Юрась - заметил. Только понять никак не мог, что ж то за тварь такая была... Мужик постоял, глядя на ребятишек, потом медленно покачал головой и зашагал к дому. Но все то время, пока возвращались к остальным пацанам, Юрася не оставляло чувство, будто сзади кто-то внимательно наблюдает наблюдает, хоть откуда именно - не разберешь. Ветер усилился, тучи собирались, словно куры к полной кормушке. Седые метелки травы гнулись, плясали - бешеные, неистовые в своем порыве взлететь. А может, - в желании остановить Юрия Николаевича на пути к одинокой избушке. Но он не привык сворачивать с полдороги.