Круги по воде

– И не надейтесь, — оборвала его женщина. — Три дня будете носить. Потом лёгкой повязкой заменим. И лежать! — властно закончила она.

Виталий с упрёком посмотрел на неё.

– Тоже три дня?

– Да, да. Не забывайте, у вас ещё и сотрясение.

– Ну, хорошо, — кротко вздохнул Виталий. — Завтра мы устроим консилиум под его председательством, — он указал на Томилина. — А пока расскажите нам все о больном Булавкине.

– Что ж вам рассказывать? — женщина закурила новую папиросу. — Доставили его туристы в четверг утром. Огромная потеря крови, ножевые раны, задето лёгкое. Без памяти был. Пульс почти не прощупывался. Приняли срочные меры. Ну, это уж по нашей части. В сознание приходил ещё один раз, тоже ненадолго. Ну, а окончательно вот только сегодня. Надеюсь, жить будет.

Она устало потёрла ладонью лицо.

– Что-нибудь говорил в бреду? — спросил Виталий.

– Имена какие-то называл, выкрикивал что-то, ругался, звал кого-то.

– Так, так. Вот это уже интересно. Припомните, Тамара Анисимовна, очень вас прошу, что выкрикивал, кого звал.

– Ну, кричал «убью!», мать звал. Ещё какую-то Лару. Так, знаете, звал… Однажды прошептал, это я сама слышала: «Евгений Петрович, я за вас…»

– Что — за вас? — дрогнувшим голосом спросил Виталий.

– Дальше не слышала. Только губами шевелил. И сразу глубокий обморок. Вам надо с Верой поговорить. Это наша сестра. Она от него четверо суток не отходила. И кровь дала. Золото, а не девчонка. Уж я её гнала домой, и мать приходила, просила, ругалась. Не уходит. Плачет и не уходит.

– Где она сейчас, ваша Вера? — спросил Виталий.

– Сейчас услала. Она уже на ногах не стоит. А он есть попросил. Хороший, кстати, паренёк. По глазам видно.

Виталий, поморщившись, взглянул на неё.

– Хороший, говорите?

– Да. А вам надо лечь. Немедленно, — строго сказала женщина. — Можете здесь, у меня, — она указала на белую высокую койку у стены. — Я пойду к больным. Вечерний обход надо делать. Через час вернусь.

– Пожалуй, я действительно лягу. А ты, — Виталий обратился к Томилину, — садись рядом, будешь рассказывать, — он провёл рукой по забинтованному лбу. — Что-то кружиться начала.

Томилин помог ему лечь.

Женщина, тяжело опершись о колени, встала, привычным движением заправила под шапочку седую прядь волос и направилась к двери.

– Тамара Анисимовна, — окликнул её Виталий, глядя в потолок. — Когда можно будет поговорить с Булавкиным?

– Завтра. И с ним, и с Верой только завтра. Отдыхайте пока.

Она, переваливаясь, вышла, плотно прикрыв за собой дверь.

Виталий нетерпеливо повернулся к Томилину.

– Прежде всего, где этот стервец Анашин?

– В сельсовете. Углов его там стережёт.

– Так. Завтра увезём его в город.

– Пустит она тебя? — Томилин кивнул на дверь.

– Ещё как пустит. Ну, а теперь расскажи, как вы меня нашли?

Томилин удивлённо усмехнулся.

– Ты что? Память отшибло? Мы с Угловым подъехали к больнице. Видим, Анашин там крутится. Нас заметил, как деру даст. Ну, догнали. Чего, спрашиваем, тебе тут надо? Чего это ты нас испугался? Ведём назад, к больнице. И тут видим, ты через поле идёшь, шатаешься, руками за голову держишься. Анашин, как тебя увидел, бух на колени, крестится, глаза на лоб лезут, орёт не своим голосом: «Идеть!.. Знать ничего не знаю!.. Идеть!..» Прямо заходиться стал. Словно ты с того света явился.

– Он меня, подлюга, как раз туда и хотел спровадить.

– Ну вот. Я, значит, его держу. А Углов к тебе кинулся. Вид, надо сказать, у тебя был! Но башка оказалась крепкая. Мы потом, честь почести, выход на место происшествия сделали, понятых взяли. Анашин сам повёл. Он и корягу показал, какой тебя хватил. Здорова. В комнате стало темнее. Солнце село, и на западе небо побагровело, постепенно переходя через оранжево-жёлто-голубое в густо-синее, почти чёрное.

– Красиво, — задумчиво проговорил Томилин, глядя в окно и разминая сильными пальцами сигарету. — Как в театре. Ты глянь.

Виталий приподнялся на локте.

Скрипнула дверь. Жёлтая полоса света из коридора упала на пол. Вошла Тамара Анисимовна.

– Сумерничаете? — спросила она, щёлкнув выключателем у двери. — Сейчас ужин вам принесут.

– Я, пожалуй, пойду, — сказал Томилин, вставая. — А то мой Иван совсем там небось заскучал.

– Где ночевать будете?

– Да там же, в сельсовете. Куда с этим барбосом денешься? Тут у Ивана родня, так что харчами разживёмся.

– Скажи, пожалуйста. Всюду у него родня, — завистливо сказал Виталий и улыбнулся. — От Никиты и Матрёны все пошли.

Хмурый Томилин тоже усмехнулся.

– Он уж мне про твои шутки говорил.

Простились, и Томилин ушёл.

Наступила душная ночь. Виталий долго ворочался с боку на бок, не находя удобного положения. Голова прошла. Но почему-то стало ломить тело. Мысли теснили одна другую, возбуждённый мозг не мог с ними справиться. В висках тяжело стучало. Хотелось пить.

Неслышно подошла дежурная сестра, подала стакан с водой, велела принять порошок. Прохладной рукой провела по его щеке.

Виталий уснул.

Утром он уже чувствовал себя превосходно, С аппетитом позавтракал, шутил с сестрой, с врачами, грозил сделать зарядку, выпрыгнуть в окно, если с него не снимут этот ужасный бинт.