И тут же принялся обдумывать меню обеда в ближайшей таверне — капустный суп, жареная колбаса, паштет из говяжьего филея, а на десерт пирожное со свекольным сиропом. Билл явился в Хильдесхайм только через день, поскольку не смог переварить пирожное со свекольным сиропом.
Было унылое воскресенье, тяжелое и враждебное ко всему, что не пряталось за запертыми дверьми домов.
Дождя не было, но Кокспуру казалось, что он слышит рев ливня, обрушивающегося на мостовую. Только завернув за угол улицы Юнгферстиг, он понял, откуда доносился шум. Четыре бронзовых грифона на Брюненплац извергали потоки воды в бассейн из черного мрамора.
Улица Ферроньер и Сторкхаус должны были быть по соседству, и Билл, вспомнив о заточенном топоре, хотел было выпить стакан серого вина, чтобы придать себе храбрости. Но закон воскресенья держал двери кабаков закрытыми надежнее, чем замки и засовы.
«Чем быстрее сделаю работу и покончу с риском, тем быстрее смогу заняться собственными делами».
Угрюмая и безлюдная улица Ферроньер тянулась вдаль, а два журавля по бокам герба Сторкхауса меланхолично разглядывали невидимых лягушек.
Ручка звонка покачивалась, как маятник. Кокспур дернул за нее и расслышал позвякивание колокольчика.
Быстро открылось и захлопнулось окошечко в двери.
Но даже в эту секунду Биллу удалось увидеть, сколь ужасный взгляд метнул в него огромный глаз с блестящим как эмаль белком.
— Меня предупредили, — пробормотал он, сжимая в левой руке медный ключ, а в правой — рукоятку морского ножа с длинным прямым лезвием.
Дверь бесшумно распахнулась.
Здесь Билл Кокспур надолго замолк, чтобы выпить и вновь наполнить стакан. Лоб его покрылся бисеринками пота, и он дважды пробормотал:
— Только теперь все начинается…
Мне было трудно уследить за его мыслью, а особенно передать его чувства, настолько далеки они были от обычных.
Что-то невероятно могучее втащило его внутрь дома. Он увидел, как в воздух взметнулся топор, но его нож оказался быстрее. Существо, как водопад, обрушилось на пол, потом смешно забулькало.
«Некто», открывший ему дверь и поднявший топор, лежал на плитках пола, быстро теряя остатки жизни. По словам Билла, это был отвратительный бледный пузырь, в котором сидел всаженный по рукоятку нож. Существо теряло человеческие очертания и вскоре превратилось в подобие дрожжевого теста, убежавшее из квашни. Только огромные белые глаза не изменились, и Биллу даже захотелось их выколоть.
Несколько минут он стоял на месте и переводил дыхание. Он не знал, что делать дальше. Наконец опомнился.
— Я не могу передать ключ этой дохлятине, но свои пять талеров заработал честно, — пробормотал он.
Тут Кокспур вспомнил, что у него осталось всего два талера и что вскоре снова придется искать средства к существованию.
Он стоял в обширной темной прихожей, напротив него на верхние этажи вела спиральная лестница.
— В таком камбузе наверняка есть, что взять.
И поскольку Билл по-прежнему держал в руке медный ключ, он решил, что ключ должен открывать какую-нибудь дверь, за которой лежит что-то прибыльное.
Мертвая тишина означала, что в доме никого нет, а потому он без опасений приступил к поискам.
Его ждало огромное разочарование. Он увидел множество абсолютно пустых комнат и чуланов, не найдя, по его выражению, даже ржавого гвоздя, чтобы почесать задницу.
Почему, когда он возвращался в прихожую, ему на память пришла глупая песенка, которую он слышал в Бремерсхавене?
— Ключ. У меня в руках большой ключ, а где замок? Ведь он должен открывать его, иначе зачем мне дали пять талеров, чтобы принести сюда с риском для жизни? — бормотал Билл, сбегая вниз по ступеням спиральной лестницы.
Он внимательно оглядел прихожую, которой посвятил меньше времени из-за тестообразного трупа, на который ему было неприятно смотреть.
При жидком дневном свете он заметил массивную дубовую дверь, почти сливавшуюся со стеной.
Замочная скважина сначала показалась ему огромным тараканом, и он уже хотел его прихлопнуть, когда сообразил, что это.
Ключ скользнул как в масле; дверь распахнулась, и Билл отпрыгнул назад.
Кислый запах разложения и блевотины обжег ему ноздри.
То, что он увидел в скупом свете дня, было странным и не вызывало желания войти. Это был чулан, похожий не на помещение, а на внутренность странного цилиндра. Стены походили на стены только своей протяженностью — они были обтянуты кожей с огромными складками и провалами.
Биллу надо было привыкнуть к свету, чтобы заметить, что стены сотрясались от конвульсий и словно ползали на месте. Вдоль складок сочилась жидкость, потом она потекла рекой. Запах блевотины становился все явственней.
— Какая погань… — начал было Билл.
Он не успел окончить фразу. Стенки с отвратительным клекотом содрогнулись и выбросили на пол прихожей кучу отходов. Дверь с треском затворилась.